Пэрбрайт великолепен!
А дальше под громкие аплодисменты публики все произошло именно так, как предсказал Шелтон.
Глава V
Примерный гражданин
Прежде чем покинуть театр, приятели постояли немного в вестибюле, надевая пальто; поток белоснежных манишек несколько задерживался у дверей, образуя водовороты, словно каждому на мгновение становилось страшно выйти из этого рассадника фальшивых чувств и морали на мокрые, пронизанные ветром улицы, где под суровым, бесстрастным небом расцветают и чахнут человеческие цветы, прорастают и гибнут человеческие сорняки. Свет фонарей падал на множество спесивых лиц, сверкал на бесчисленных драгоценностях и шелке цилиндров, струился по мокрым от дождя плитам тротуара, озаряя неровными бликами лошадей, физиономии кучеров и фигуры случайно здесь оказавшихся жалких созданий – тех, что обычно прячутся подальше в тень.
– Пойдем пешком, – предложил Хэлидом.
– Ты замечал, что в современных пьесах непременно выводится «хор сплетников», который выступает в роли чуть ли не бога? – спросил вместо ответа Шелтон.
– Ты чертовски привередлив, – сказал, нарочито покашливая, Хэлидом.
– Я не склонен смешивать две разные вещи, – продолжал Шелтон. – Конец этой пьесы вызывает тошноту.
– Почему? – удивился Хэлидом. – Какой же тут мог быть другой конец? Не хочешь же ты, чтобы после пьесы оставался дурной привкус во рту?
– Как раз эта пьеса и оставляет такой привкус.
Хэлидом, который шел широким шагом, ибо и в ходьбе, как и во всем остальном, считал необходимым быть всегда впереди, еще больше ускорил шаг.
– Что ты хочешь этим сказать? – вежливо осведомился он. – По-твоему, было бы лучше, если б эта женщина совершила неблаговидный поступок?
– Я имею в виду мужчину.
– Какого мужчину?
– Мужа.
– А что в нем особенного? Правда, он немного невоспитан.
– Не понимаю мужчину, который требует, чтобы женщина жила с ним, когда она этого не хочет.
В тоне Шелтона прозвучал вызов, и это скорее, чем высказанная им мысль, заставило его приятеля с достоинством ответить:
– По этому поводу говорится много всякого вздора. А на самом деле женщинам все равно, просто они наслушались всякой чепухи.
– Ну, с тем же успехом можно сказать голодному: «На самом деле ты ничего не хочешь, просто наслушался всякой чепухи!» Таким способом ничего не докажешь, милый мой.
Ничто не могло больнее уколоть Хэлидома, чем это обвинение в нелогичности, ибо он гордился своей железной логикой.
– Глупости, – сказал он.
– Ничего подобного, старина. В данном случае перед нами женщина, которая жаждет свободы, а ты вдруг утверждаешь, что она ее вовсе не жаждет.
– Такие женщины не заслуживают внимания, они совершенно невозможны,
