Машка. Она полоумно раздирала рот, что-то выла, приплясывала от страха, груди прыгали под рваной ночнушкой. Схватила за плечо, прижалась, ища защиты, не понимая даже, кто это перед ней, и жар человеческого тела окатил, расплавил; он гладил девчушку по голове, как заведенный.
В проеме мелькнула фигура, молния снова выхватила дорогу, спуск в тоннель, огибавший гору, за ним вполнеба высился сизый силуэт воина, он уменьшался, уходил, плащ его, сотканный из ливневых потоков, ниспадал к морю…
Спальник все-таки грел, он накинул его Машке на плечи, она скоро пригрелась, потянула за собой, легли вместе, она дышала ему в спину, горячий рот ее огнем расплывался на лопатке.
Колотун стих, сон завалил затылок, он заснул так крепко, как никогда, с самого рождения.
Утром никак не мог проснуться, хоть солнце и слепило сквозь закрытые веки – луч стоял на них ласковой ладошкой, по нему можно было забраться высоко-высоко, осмотреться над всем побережьем, ослепнуть от дуги горизонта.
Он вышел к дастархану. Сеид восседал на хозяйском троне.
– Как спалось?
– Отлично. – Он все еще щурился и вместо Сеида видел круглого жука, полоски надкрыльев вторили халату.
– Слава Аллаху, я не запер вчера бытовку. На Ласпи всегда гремит. Кругом сухо, а сюда обязательно туча повернет.
Гостьи Сеида, охая, спустились из своего скворечника во двор, прошли к умывальнику. Одна другой протяжно жаловалась, поднимала руки:
– Как я напугалась! Подхожу к окну – молния бах, бах, сверху потоп. Думала – море нас смоет. Потом вспомнила – дом на горе. Ай, как хорошо! Но долго, долго уснуть не могла, лекарство пила.
– Трусиха ты, – отвечала ей другая.
Сеид снова усадил подруг за стол, разлил остатки коньяка, предложил и мне. Отказался и пошел собираться.
Открыл багажник, закинул спальник, пенку.
Вдруг кровь отлила от головы.
Рюкзака на дастархане не было.
Думая, что порывом снесло его в овраг, слетел по трапу, облазил сырую, скользкую от прелых листьев яму, заглянул под сваи. Поднялся обратно, поскользнулся на гнилой доске, саданул колено.
Сеид выслушал, призвал повара:
– Володья! Володья!
Володя – лысый крепкий мужик в джинсовой рубашке, в первую ночь именно он устраивал его на ночлег – подбежал, выслушал. Лицо Володи стало озабоченным.
– Есть подозрение, кто это сделал. Этот человек не первый раз здесь шкодит. Хусейн знает, как его найти. Хусейн! – гаркнул, обернувшись, Володя.
Спустился Хусейн, толстощекий паренек, заспанный, мрачно выслушал, но искра мелькнула в его мятом лице, выдала зависть.
– Да сбросил он уже все, в Севастополе он сейчас, на «толчке», сколько сейчас время? – Парень сощурился на солнце. – Что там было? – помолчав, оживился он, явно соображая, чтобы не прогадать при дележке.
