style="font-size:15px;"> Истеричное веселье нервно и физически порядком вымотало геологов. И, если их жизненная энергия еще до конца не исчерпала себя, то это являлось лишь делом незначительного отрезка времени. Поэтому, чтобы в очередной раз, хоть немного, восполнить ее, несколько часов кряду они лежали совершенно неподвижно, не исторгнув ни единого звука. Это была явь сквозь сон. Тревожную дремоту сменяло безрадостное пробуждение. И – наоборот. Незаметно день перешел в вечер, затем – в ночь. Она была еще ужасней, чем прежняя, и полна кошмарных видений. Казалось, Зеленая долина изобиловала тысячами шорохов и звуков, подвижных теней и слабых лунных бликов. В больном воображении несчастных людей они представали в расплывчатых образах отвратительных чудовищ, мерзких тварей. Внезапно появляясь из ниоткуда, злобные выходцы тьмы окружали свои жертвы плотным кольцом, которое постепенно все более сужалось, угрожая жизни несчастных… Неожиданно хищные клыки, звучно клацали возле их горла!.. Вырываясь из цепких объятий сна, геологи громко вскрикивали!.. И тогда!.. Все вдруг куда-то исчезало… Но затем видения повторялись вновь…
Напряжение последних дней, голод и особенно жажда сделали свое дело. А полночная прохлада, сменившая полдневную жару, благополучно довершила его. Геологов поочередно то жутко знобило, то бросало в жар. Время от времени они теряли сознание. Ненадолго приходя в себя, тут же снова проваливались точно в омут с головой.
Настало новое утро, и трое узников Зеленой долины, постепенно с горечью осознали, что живы, пожалуй, лишь наполовину. От неподвижности кровь медленно струилась по их жилам. Тело казалось чужим.
– Боже мой, я совсем не чувствую рук у у ук! – в отчаянии воскликнул Артемьев и не узнал своего голоса.
Вперемежку с надсадным кашлем его горло воспроизвело нечто, больше похожее, на карканье ворона, чем на нормальную человеческую речь.
– Еще – день, два и нам придет конец э э эц! – прошипел Барсуков. – Конечно же, если не удастся избавиться от этих проклятых пут у у ут!
Не говоря ни слова, Настя вплотную придвинулась к Артемьеву, который лежал на боку между ней и Барсуковым, и зубами рванула за тугой узел из прочной тесьмы.
– Ай-ай-ай! – взвыл от боли ученый. – Вы мне едва палец не откусили!
– Извините э э э! Извините меня, ради бога а а а!
– Ну, уж нет э э эт! – возразил Артемьев. – Лучше я умру от голода и жажды, чем от клыков каннибала а а а!
– Ах, так а а ак! – рассердилась вдруг Настя, с трудом переводя дыхание, и, удивляясь, откуда у ней взялись для этого силы. – Ну, тогда разлагайтесь тут, пока от вас кожа да кости не останутся. А наука как-нибудь переживет эту горькую утрату у у у!
– Нет, вы подумайте, что себе позволяет эта соплячка! – вяло возмутился, было, Артемьев, обращаясь то ли к самому себе, то ли к бывшему оперу.
– А… а… что тако о го я сказала а а а? –
