требовали, чтобы сейчас же была бутылка.
И Федор сдался, забрал деньги, пошел и выключил на всей брандвахте свет, а потом потихоньку вернулся, закрыл их каюту на ключ.
…Наконец кое-что Стрежнев припомнил. Спать ему больше не хотелось, но не хотелось и вставать. Опять навалилась прежняя тоска, безвыходность – еще больше.
– Семен!
– Ы-ы…
– Ты чего не раздеваешься?
– А я… в Тюмень.
– В Тюме-е-ень… – передразнил Стрежнев. – Время-то сколь?
Семен с трудом приподнял руку.
– Десять.
– Утра или вечера?
– Чай, утра.
– Та-ак… магазин с десяти?
– С одиннадцати, а ты чего на полу валяешься? Вон кровать-то…
– Берегу.
Семен, чтобы скрыть улыбку, отвернулся к стене. Скоро он снова забылся, а Стрежнев лежал, думал: «Плюнуть на все, кое-как до навигации проболтаться тут, а там один месяц останется. Хоть и в матросах так прохожу». Через полчаса он опять спросил:
– Семен, глянь, сколько…
– Половина десятого.
– Ты что? Пятятся они у тебя, что ли?!
Семен молча протянул ему руку. Было полдесятого.
Снаружи кто-то пошарил по двери, потом хрустнул в скважине ключ, и вошел шкипер. В валенках, ватных штанах, в рубахе навыпуск, с лещом под мышкой и бутылкой в руке, Федор остановился в дверях, бодро крикнул:
– Подъем, студенты! Распохмелять буду…
Семен со Стрежневым, слушая шкипера, хмыкали, смущенно улыбались и качали головами, которые опять начинали тяжелеть.
И за окном была тяжелая погода! Шел дождь, с ветром, и старые ели на берегу намокали, лениво шевелили грузными лапами и все шумели, шумели…
– Дожжок… – раздумчиво сказал Семен, глядя на ели. – До берега не прогуляемся?
– В валенках, что ли, по воде-то? – мрачно ответил Стрежнев. – Сапоги-то где? В катере… – И вдруг обозлился: – А в гробу я это дело видел!
Он курнул напоследок два раза и с каким-то наслаждением ввинтил окурок в глаз лещу, от которого осталась на столе только голова. Потом он слазил в карман, прихлопнул по столу тяжелой ладонью, что-то пряча под ней, загадочно глянул на Федора, потом на Семена, двинул руку на середину, к рыбной кучке, и открыл. На столе закорчились, как осенние листья на огне, три смятых рубля. Семен молча прекратил их страдания: сгреб к себе в карман, спросил шкипера:
– Рыбу сам солил?
– А кто ж? Бабе не доверяю. Принести ишо, што ли?
– Ну… вишь, в магазин собираюсь. Чай, на закуску не тратиться. Выбери там пожирнее. Нагулянного…
– А погляжу, – охотно согласился Федор. – Один есть, холостой, весь в жиру – с хвоста каплет. Бабе не кажу. В трюме за шпангоутом висит. На случай… Да что балакать. Э-эх, Колюшка! Али не вместе плавали? Другому бы… А тебе ничего не жаль. Помнишь, как тонули? В затоне-то… Ха-ха-ха!…
Семен
