для термопластавтомата. Опять с хлеба на квас перебиваться», – грустно подумал Кирилл и побрёл в цех договариваться с рабочими о предстоящем ремонте.
Часть рабочих сидели вокруг круглой печи-термички, в которой обычно закаливались детали. Каждый навьючил на себя всё, что было в их скудном рабочем гардеробе: рваные промасленные телогрейки; вышедшие из моды китайские куртки с изломанными молниями и даже женские изношенные шубейки. Грелись.
– Мужики, помочь надо, – начал разговор Кирилл, присаживаясь в круг. Но никто даже уха не навострил. – Калым есть, говорю.
Тут уже физиономии повернули, хотя и не особенно приветливо.
– Упали твои акции? – ухмыльнулся один из рабочих с мелким, завистливым взглядом. Это он всегда пытался чем-нибудь насолить Кириллу: то кран-балку не поделят; то «оборотку» незаметно отключит – держал, в общем, для Кирилла кукиш в кармане.
В цеху, как на «зоне», все и всё друг про друга знали. Но Кирилл был для рабочих не разбери-поймёшь. Прошёл слух, что он бывший директор, да и сейчас, вроде, сам себе хозяин, но видели его здесь всегда в рабочей «спецухе», с утра до вечера за станком. Раз попросили за бутылкой съездить – не поехал. Газеты ещё читал у станка – иногда они видели это через приоткрытую дверь его автономного производства.
– «А я ведь к вам неспроста приехала-то, мамынька», – криво ухмыльнулся крестник Кирилла, явно кого-то цитируя и давая понять, что тоже – фрукт не простой.
– Ну, так, что? – ещё раз спросил Кирилл, пытаясь непринуждённо улыбаться.
– Сколько? – по-деловому осведомились двое рабочих.
Крестник тут же встрепенулся, поняв, что его могут обойти.
– Мне двоих нужно. Пошли на место, посмотрим, – Кирилл привстал и, уже уходя, не зло похлопал по плечу крестника. – Меня не раз в бараний рог гнули из-за того, что вот таких, как ты – работяг, в обиду не давал. Не согнули. А ты не дёргайся, кран-балку лучше сторожи. Или в туалет к начальству сходи. Навали им со зла кучу, можешь за меня тоже.
Вечером Кирилл лежал на диване, размышлял – где брать деньги на ремонт. Подтрунивал грустно над собой: «Бур-жуй!»
Даже двоюродный брат Славка, сын дяди Толи, и тот (было время) недолюбливал Кирилла. С тех пор, как Кирилла выбрали директором, Славка – такой же, как отец извечный рабочий, стал желваками за редкими застольями поигрывать. Ну, не ездил никто в их родне на служебных машинах, за границу не ездил, по телевидению с умными речами, да критикой президентских указов не выступал! Не умничал, короче! Встал сутра, пол-литра воды брусничной опрокинул, и к семи – на работу. Вечером с ребятами из бригады по двести грамм залудил – к телевизору. Смотри, слушай, чего там умные люди говорят, которым по жизни положено, – но не Кирька же! Пивка ночью захотел – пожалуйста! Не при советской власти. Славка упрекал Кирилла, наверное, сам не зная в чём: за высшее образование; за директорский пост; за статьи в газетах с непонятными
