я ему сразу поверил. А свою берёзу я лет пять спустя посадил. Посадил, потому что раз вечером пришёл с работы, а в груди ноет, нет в сердце покоя. Значит, время пришло. А когда посадил, так мне хорошо сделалось, так светло. А почему? Можешь ты мне это книжками объяснить, в кино показать? Нет! Что же всё это, если не душа? Ну, что?
Я слушал Владимира Николаевича, а перед глазами у меня стоял Колька. И я вдруг заметил, как они удивительно похожи друг на друга. Нет, не внешне. Была поразительная схожесть в чём-то другом, неуловимом и трудно объяснимом.
Владимир Николаевич помолчал, покурил. Затем, встав со скамейки, предложил: – Пошли к Клязьме, – и не дожидаясь моего ответа, первым зашагал со двора.
Река была рядом. Нужно только спуститься к ней с пригорка. Узенькая тропинка от дороги до реки была прямой и ровной. Мы свернули на неё с большака и через несколько минут подошли к берегу.
– Что ж не спрашиваешь, зачем сюда привёл?
– Наверное, деревья показать.
– Правильно… И самому посмотреть хочется.
– Стоят ли? – улыбнулся я.
– Нет, – не приняв шутки, серьёзно ответил Владимир Николаевич, – сколько их. Тогда, когда копали картошку, почувствовал я, не просто Колька радуется, не в забаве тут дело, в большем. Ну и сводил его сюда, на берег, о деревьях рассказал. Первые недели всё бегал смотреть, не посадил ли своё. Рано ему было. Если бы посадил, значит, я поторопился рассказать, моя ошибка. Но нет, обошлось, значит, правильно понял, не забава это. А вот сейчас, веришь ли, иду и думаю, а может, позабыл он про деревья, может, мал ещё был, чтоб понять так, как мне этого хотелось.
Странное, необъяснимое волнение охватило меня, когда я подходил к двум высоким, росшим невдалеке от берега берёзам. Одна из них была заметно старше – ствол шире и внизу грубее, с трещинами в коре, с толстыми ветвями. Другая берёза моложе и хотя высотой первой почти не уступала, но ствол у неё был уже, и кора на нём светлее, нежнее. Я и раньше видел эти деревья, но сейчас… я, кажется, понял, почему Колька никогда не купался в этом месте и притихал, стоило нам оказаться поблизости.
– Был!..
От неожиданности я вздрогнул и почти тут же увидел тоненький, с несколькими крохотными веточками стебелёк молодой берёзки.
– Был всё-таки… приходил, – выдохнул Владимир Николаевич и, присев, начал внимательно разглядывать землю у корней. – Видно, весной посадил… А я-то думал, рано ещё. Ты бы сходил за водой, сухо, полить надо.
Я пошёл к реке. И меня поразило в этот момент то, что уже стемнело, а мы даже не заметили. Поразил вид двух высоких, светло выделяющихся в наступивших сумерках берёз. Поразила река. Сколько же символики во всём этом! Думали ли о ней люди, посадившие здесь деревья?
Мы вернулись в деревню, когда совсем стемнело. Прощаясь у калитки, Владимир Николаевич задержал мою ладонь в своей.
– Ты поосторожнее с Колькой. Привязался он к тебе, как бы беды не вышло. Неспокойно мне на душе от вашей дружбы.
И, ещё раз стиснув мою ладонь, быстро зашагал к своему дому.
Ветер
