каждая вещь имеет строго определенное место: ведра выстроились по росту, совки, мотыги, вилы вымыты до блеска.
Но среди царящей здесь хирургической чистоты резко выделялась одна лопата. Во-первых, она находилась в куче метелок, и во-вторых, лезвие было покрыто засохшей землей. Но Катюша никогда не поставит в сараюшку измазанный заступ!
Сердце затряслось, словно мышь, попавшая под ливень. Я схватила грязный инструмент и кинулась назад к туе.
Деревце легко вытащилось из почвы. Так-так… Кто-то уже на днях выкапывал его, потом плохо установил назад, не утрамбовал почву у корней, а не прекращавшийся ночью дождь размыл рыхлую землю.
Осторожно переместив тую, я стала ковырять лопатой почву и спустя некоторое время увидела ручку, торчавшую из грязи. Недолго думая, я потянула за скобу, послышался короткий, рвущий душу скрежет, и открылось нечто, напоминающее подпол. Вниз вела лестница, такая же железная и ржавая, как крышка люка, прикрывавшая вход в тайник. Вот какой звук разбудил меня, одурманенную лекарством, – Татьяна открыла люк. Привалова приехала за чем-то, спрятанным под землей. И что это было? Навряд ли золото-бриллианты. Татьяну арестовали не за грабеж или нападение на банк, она убийца, которая хладнокровно расправилась с мальчиком. Мопсиха Капа совсем не дура, она услышала посторонние звуки из сада и начала скрести лапами возле окна, пытаясь добраться до источника скрежета.
На секунду мое благоразумие шепнуло: «Лампа, не лезь туда! Вероятно, внизу полно мышей и крыс».
Но я не боюсь грызунов. Меня смущала лишь полнейшая темнота. Поэтому, перед тем как заняться спелеологией, мне показалось правильным сгонять за фонарем.
Мощный луч света разбил тьму, я осторожно спустилась и обнаружила, что пол в подземелье выложен мелкой плиткой, а стены – очень старым белым, слегка потрескавшимся кафелем. Прямо у входа на стене был выключатель, я нажала на черную клавишу, под потолком вспыхнула лампочка. Стало понятно: это не погреб, в котором хранят соленья, хотя, очевидно, первоначально помещение готовили под склад банок, а комната, в которой некогда жила женщина.
У дальней стены стояла софа, прикрытая останками ватного одеяла, в изголовье лежали подушки. Здесь были тумбочка с настольной лампой, небольшой обеденный стол под покрытой плесенью клеенкой, стеллаж с подпорченными книгами, разваливающееся кресло, два стула и корзинка с вязаньем. Подвал имел нечто типа ответвления, прикрытого занавеской.
Я отодвинула полотно материи и обнаружила раковину, потускневшее зеркало и два ведра. Одно стояло под рукомойником и служило сливом, другое, прикрытое крышкой, очевидно, исполняло роль туалета.
В полной растерянности я вернулась в «жилой отсек». Для кого предназначался схрон? Наверное, тут было очень душно. Хотя сейчас никакого недостатка в кислороде я не испытывала – над головой был открытый люк. Вероятно, та, что сидела под землей, ночью проветривала
