недоумением: она привыкла к нормальному человеческому разговору. Дядя, сюсюкая до изнеможения, стал совать ей трамвайный билетик. По-прежнему спокойное недоумение. Тогда, решив во что бы то ни стало добиться взаимности, он протянул ей блестящий портсигар. Дочка холодно смерила взглядом дядю вместе с его портсигаром – и отвернулась к окошку.
Восемь месяцев
Сегодня первый раз сажали на раскладной стульчик. Возили на нём по квартире. Безмолвный восторг. У неё вообще резко разграничены общение (с выражением разнообразных эмоций) и созерцание (с полным их исчезновением).
Нередко уже орудует сама ложкой. Пюре летит во все стороны, суп разливается, но иначе ведь не научиться. «Ну что, поедим?» – говорю я, вручая дочке ложку. И начинается ПОЕДИМОК!..
За несколько дней столько событий: научилась сама садиться, научилась хлопать в ладоши, прорезался первый зуб, а теперь ещё научилась сама вставать. Как она успевает за своими изменениями?..
Правда, иногда не успевает. Научилась садиться из лежачего положения и вставать из сидячего. А вот садиться из стоячего – не умеет. Встанет в кроватке, постоит и начинает хныкать от скуки: игрушки ведь остались внизу…
Девять месяцев
Играем в большой надувной мяч – катаем друг другу, вдвоём или втроём. Когда мяч подкатываемся к дочке, она впадает в ажиотаж и начинает бурно от него отмахиваться, иногда нечаянно по нему попадая. Впрочем этих случайных ударов вполне достаточно, чтобы поддерживать оживлённую игру.
Стягивает у себя с головы надетую в игре кепку, но тянет не вверх, а вниз. Тянет сосредоточенно, двумя руками и столь усердно, что сама себя валит, утыкаясь носом в диван.
Закашлялась, когда пила воду. А меня угораздило передразнить. Она страшно обрадовалась новому виду общения, и развернула в ответ передо мной целую гамму возможностей кашля: от заискивающего покашливания, приглашающего присоединиться к новой игре, до требовательного надрывного кашля (когда я отошёл).
Десять месяцев
Включил магнитофон с записью дочкиных «па» и «ма». Она сидела в этот момент со мной на кровати, услышав свой голос, взволновалась чрезвычайно. Бросилась ко мне на руки, показывая, что хочет к магнитофону. Когда запись кончилась, потребовала включить её снова и долго с удовольствием вела какую-то беседу с собственным голосом.
Расширяет лексикон. Говорит нечто похожее на «дай» и «на», только часто их путает – так же, как «папа» и «мама».
Становится общительнее с чужими. В трамваем уже сама заигрывает с дядями и тётями.
Первый раз услышал, как дочка, не научившись ещё толком говорить наяву, говорила во сне. Не просыпаясь, чётко сказала «папа» и «да-да».
Она уже учится открывать дверцы шкафов и ящики стола, а мы постепенно приучаемся крепче их закрывать – чтобы потом не было лишних «нельзя».
