ексей со стуком водрузил на столешницу тяжелый череп и приобнял сразу двух красавиц – Афину и Артемиду, которые возродились на этот раз удивительно быстро.
Богини никак не отреагировали – даже на достаточно откровенное поглаживание в местах, до которых достали шаловливые ручки полубога. Только Артемида чуть заметно вздохнула. Сизоворонкин понял, что в этом зале только что закончилась вечная дискуссия о невозможности вырваться в большой мир; о скуке и безнадеге. А скучающая женщина – это вам…
– Самая страшная работа – это быть домохозяйкой. Зарплаты нет, выходных нет, отпуска нет, работа никогда не кончается. И при этом муж всегда с гордостью говорит:
– А моя жена не работает, дома сидит!
– Вам что, не интересно, как я на дело сходил? – решил немного обидеться Алексей, – так я могу вернуться, еще немного побродить.
Он протянул руки вперед и… схватил рукой воздух (или чем тут дышали боги?). Потому что череп Двухголового был уже в руках Зевса. Громовержец тряхнул головой и, наконец, улыбнулся. Хрустальный артефакт растаял в его ладонях, доказывая, что в пределах Олимпа боги всевластны. Еще одно движение рук, и на столе появился обеденный сервиз.
– Что ж, – громыхнул он, первым наливая в свой бокал одному ему ведомый нектар, – давайте поднимем бокалы за новый подвиг Геракла. Хотя…
Издевательская улыбка немного скривила его бородатое лицо, и громовержец закончил, передав кувшин супруге:
– Хотя какой же это подвиг, если герою сполна заплатили за него – причем вперед?! Есть ли у тебя, герой, еще какое желание?
– Ага, – подхватил Лешка-Геракл, – а есть ли у вас еще одно задание, которое подвластно только человеку?
Зевс сначала отхлебнул из кубка, довольно крякнул, и состроил совершенно еврейское выражение лица. Даже нос громовержца свесился вниз унылым баклажаном.
– Торговаться будем, – довольно повернулся поочередно к соседкам Сизоворонкин, и поперхнулся.
Потому что обе – и Артемида, и Афина – явно готовились принять участие в торге. Причем, в качестве товара. Да еще Гера рядом с супругом хищно улыбалась. Геракл внутри Сизоворонкина так и не успел рассказать о всех сложных перепутанных родственных связях на Олимпе, но сейчас Лешка и без подсказки понял – Гера на правах супруги главы клана совсем не против сейчас стать его тещей. За определенную плату, конечно. И такой платой могла стать только свобода – полная и ничем не ограниченная.
– Знаешь, доченька, мне соседи сказали, что ты спишь со своим женихом!
– Ой, мама, ты больше слушай – соседи тебе расскажут! У них как с кем переспишь, так сразу и жених!
Эти слова так явно читались в глазах Алексея, что девушки по обе стороны полубога стряхнули с себя бредовые идеи, навеянные бездельем и хронической нехваткой свободной мужицкой силы. Они снова стали такими, какими так нравились Сизоворонкину – озорными, бесшабашными; готовыми на все – но только с тем, кто тоже готов на это.
– Да и тебе, красотка, – бросил он Гере с вызовом, хотя и безмолвно (все-таки опасался громовержца), – тоже явно не хватает занятия какого-нибудь. Муженек-то у тебя занят больше других. А ведь есть у тебя талант, не отнимешь – вон какую мне одежку подогнала…
– Кабы я была царица, я б на целый мир одна наткала бы полотна!
– Кабы я была царица, то на весь крещеный мир приготовила б я пир!
– Кабы-кабы… Мужика бы!
– Кстати, – вспомнил он уже вслух, – об одежке. Спасибо великое тебе, Гера, за подарок. К нему бы еще пульт управления. Желательно встроенный.
– Пульт? – вскинула брови в недоумении богиня.
Зевс рядом громко хлопнул ладонью по столешнице, показывая, кто здесь уполномочен на торговлю со стороны богов.
– Будет тебе пульт, – кивнул он, – на вечной батарейке. А нам всем взамен нужна книга.
– Книга? – совсем не удивился Сизоворонкин, – какой-нибудь артефакт? Манускрипт, написанный кровью? Или Предвечной мочой? Я готов – дайте координаты, описание, что еще?
– Если бы мы знали все это? – скривился в беспомощной улыбке Зевс, – все, что мы знаем о Книге Судеб – это то, что в ней записано лишь одно слово. Нет, не слово – СЛОВО (в зале ощутимо громыхнуло)! И именно оно заперло нас здесь.
– Немного, – хмыкнул Алексей, – «Пойди туда, не знаю куда – найди то, не знаю что». Так, что ли?
– Не так, – возразил олимпиец, – последнее место хранения, и возможной гибели Книги мы действительно не знаем. Зато знаем место, где она могла находиться прежде.
