самую крышу так, что даже добродушного вида толстяк за рулем боялся делать резкие движения. Переднее сиденье пришлось расчищать самому, еле примостился на кромке. Водитель, ехавший в Джорджию, оказался таким болтуном, что за всю дорогу я и двух слов не смог вставить, а лишь покорно выслушивал рассказ о последних событиях, произошедших в его большой и дружной семье…
Выбравшись из машины на пересечении 75-го и 10-го интерстейт хайвэев, я начал автостопить у въезда, как это и положено по правилам, но моего терпения хватило ненадолго. Выйдя на хайвэй, я попал на один из скоростных участков дороги, где ехать медленнее тридцати миль в час запрещено, а останавливаться можно лишь в самом крайнем случае. И все-таки стального цвета «Мазда-космо» замигала поворотником и стала выворачивать на обочину. Остановиться ей удалось только метров через пятьдесят.
– Здесь голосовать запрещено! – открыв правую переднюю дверцу, крикнул мне молодой парень, сидевший за рулем. Я сделал вид, что не понимаю, о чем идет речь.
– Ладно! Давай садись быстрее!
Я уже забрался в машину, но он все возмущался:
– Нашел где голосовать! Ладно бы нарвался на хайвэй патруль, а мог бы и под колеса угодить: машины здесь несутся как бешеные. Не дай бог, какую-нибудь случайно вынесет на обочину – видел, сколько мне пришлось тормозить? – мокрого места от тебя не останется… Сейчас на дорогах такое сумасшедшее движение, что хитч-хайкерам не позавидуешь.
– Ты сам когда-нибудь автостопом?
– Нет. Но если вижу на дороге хитч-хайкера, обязательно останавливаюсь. Правда, сейчас это бывает редко. Потеряли мы, американцы, любовь к романтике автостопа. Мне почему-то попадаются одни иностранцы. Недавно я подвозил студента из Новой Зеландии. Он, как и ты, собирался доехать автостопом до Калифорнии.
Водитель и сам оказался студентом. Учится в университете штата Джорджия на химика-технолога. Родители помочь не могут, деньги на учебу приходится зарабатывать самому, а на занятия ходить по вечерам, и полный курс он закончит лет за десять. Сейчас тяжело, но он считает, что старается не зря: зарплата инженера-химика не меньше ста тысяч долларов в год.
Возле Таллахассе я вышел и опять стал голосовать прямо на хайвэе. Когда возле меня затормозила машина с калифорнийским номером, я обрадовался, что попался супердальнобойщик. За рулем действительно был калифорниец, но теперь уже бывший: вышел на пенсию и переехал во Флориду подальше от лос-анджелесской пыли и грязи…
По Алабаме я ехал с пожилым седым мужчиной в строгом черном костюме. Водитель рассказывал о своей жизни, о том, как работал автомехаником, плотником, лесорубом, пожарником… и неожиданно сообщил:
– А теперь я – министр.
Надо же – министр! По виду не скажешь. Да и машина – не «Кадиллак». Вскоре выяснилось, что опять подвел мой английский, потому что, заметив мое недоумение, «министр» пояснил:
– Да нет. Министр – это не только гражданский чиновник. Я вообще человек не светский, а священник
