Возвращение Сизоворонкина было как никогда триумфальным. В тронном зале, куда он шагнул из солнечного Узбекистана, собрались, наверное, все олимпийские боги. Больше всех, кажется, радовались Оры.
– Скорее всего, решили, что это самое «потом», которое обещала им Артемида, уже наступило, – понял Алексей.
Он стоял у стены, пряча сверток с подарком за спиной, и глупо улыбался. Задачу – как пройти через весь зал и незаметно передать кусочек безвременья с заснувшей внутри розой громовержцу, застывшему на своем троне, он считал невыполнимой. Здесь нужно-то было сделать пару десятков шагов… Под взглядами десятков богов, среди которых, конечно же, внимательнее других не сводила с него прекрасных и внимательных глаз Гера, супруга громовержца.
Главное правило при переходе через улицу: не переходить улицу на тот свет!
– Я и сейчас… не совсем на том свете, – усмехнулся Алексей, – а если еще и сюрприза не получится…
– Получится! – громыхнуло в голове, и руки за спиной опустели.
Зевс на троне непривычно широко улыбался – ему, Гераклу. Он словно говорил: «Ну, набреши что-нибудь, парень! Люди, то есть боги, ждут от тебя отчета о командировке».
– Про подарок?
– Нет! Про подарок я сам… улучу подходящий момент.
– Тогда я лучше не расскажу, а покажу, – Сизоворонкин решился на смелый эксперимент.
Он снял с руки похудевший кладенец, трансформировал его в волшебную палочку, взяв за образец школьное пособие Гарри Поттера, и взмахнул ею, закрывая глаза. Музыка вокруг родилась сама. Она проникала в каждую клеточку тела и жила отдельно от охов и ахов, заполнивших тронный зал. Лешка открыл глаза, когда услышал довольное громовое кряканье Зевса.
Громовержец развалился на своем троне, сияя улыбкой и одеждой, словно персидский падишах. Даже борода его сейчас была завита в аккуратные бесчисленные завитки. И корона, раньше скромно проглядывавшая в буйной гриве, сверкала крупными бриллиантами. Она вполне могла заменить собой люстру, которой в зале не было.
По обе стороны трона стояли братья. Но если к Посейдону, сейчас наряженному бравым пиратским капитаном, претензий у знатока человеческой и божественной моды, каким с недавних пор считал себя Сизоворонкин, практически не было, то вид повелителя Царства мертвых едва не заставил «знатока» проглотить язык. Наверное, тысячелетняя необходимость появляться на людях мрачным, пугающим всех и вся старикашкой, заставила Аида вырядиться сейчас ярче самого расфуфыренного павлина. Он сиял даже солнечней старшего брата.
Смотрю на некоторых и понимаю – одеваться все-таки надо, смотря не на моду, а в зеркало. В ЗЕР – КА – ЛО!
Очевидно, для Аида таким зеркалом стало ошарашенное лицо Геракла. Старый бог смутился (впервые на памяти Сизоворонкина), подернулся дымкой, и выплыл из нее уже в строгом сюртуке черного цвета. На голове его блестел лаком цилиндр. Теперь он напомнил Лешке кого-то из первых американских президентов. Какого именно, Алексей сказать не мог, потому что долларами избалован не был. Но выражение лица новой ипостаси владыки Царства мертвых было точь-в-точь, как на какой-то из грязно-зеленых банкнот. Сизоворонкин этому обстоятельству не удивился. Он удивлялся другому – насколько раскрепощенными и человечными стали боги в новых нарядах! В большинстве своем эти платья, костюмчики, балахоны были рождены не буйной фантазией долгожителей Олимпа, а памятью кладенца.
Лешка восторженно вздохнул. Он вдруг представил себе, что по подиуму миланского дома моды дефилируют не тощие европейские модельки, а эти сочные красавицы, с которыми он, бухгалтер и полубог, был связан невидимыми нерушимыми нитями. Царственнее всех женщин, как это и полагалось по статусу, выглядела Гера. Ее костюм был парой, дополнением к тому, в котором сейчас вставал с трона Зевс. Вставал, потому что по подиуму, в который сейчас превратилось центральное пространство огромной залы, к нему шла его богиня, избранная раз и навсегда. Этой картины, конечно же, земные залы увидеть не могли никогда – просто не выдержали бы. А Сизоворонкин.. Что Сизоворонкин? Он мог, уже как настоящий бог, воскликнуть: «Остановись мгновение, ты прекрасно!». Потому что кладенец, верный помощник и товарищ, сейчас опять работал японской цифровой кинокамерой с оптимальным разрешением.
Музыка в зале стала торжественной, но – согласно сценарию неведомого режиссера – затухающей с каждым шагом божественной Геры. Наконец, в зале зазвенела абсолютная тишина. Бог и богиня стояли друг против друга, и дрожащие руки громовержца так же беззвучно разворачивали бесконечный кокон времени. Последний виток истаял; Олимпу явилось чудо живой природы. Роза открылась в одно мгновение, и тронный зал заполнился ароматом, который божественным можно было назвать только иносказательно. Он был самым прекрасным, что могла родить Земля, и именно
