очками и, будто читая с невидимого листа, отрапортовала:
– Двадцать пятого июня двенадцатого года. В театре Современной драмы.
– Правильно. А как вы считаете, почему герой пьесы предал свою невесту?
– Потому что… – она сглотнула. Сняла очки, сразу став еще некрасивее, потом снова их надела; за стеклами, словно дождь, собирались слезы. – Он ее… мне кажется…
– Вы не читали, – резюмировала Эва. – А в учебнике этого нет. Восемь баллов. Можете быть свободны.
Отличница всхлипнула, рывком вскочила, метнулась за вещами – на пол с грохотом свалились и ее сумка, и хрестоматия из-под парты соседа, – и уже в дверях впечаталась длинным носом в декольте директрисы. Почуяв свободу, с последней парты, произведя не меньший, чем Андреева, грохот, сорвался физик Лимберг; напрасно, его явно не собирались так просто отпускать. Директриса держала паузу. Под ее взглядом чиновница из гороно никак не решалась перевернуть страницу.
Наверное, все это было смешно. Эва опустила глаза на список:
– Евстратова, тяните билет. Васильченко, я вас слушаю.
– Перерыв! – вклинился зычный голос директрисы. – Экзамен будет продолжен в четырнадцать-ноль-ноль. Зайдите ко мне, Ева Николаевна.
Класс тихо, без энтузиазма повставал с мест. Эва пожала плечами и закрыла журнал. Функция прервана, только и всего.
В коридоре она столкнулась с Лимбергом. Физик прогуливался вдоль стены, почитывая цитаты великих на дощатых планшетах. Действительно, чем не достойное занятие. Притормозила – не из сочувствия, просто чтобы оттянуть визит к директрисе. Беззвучные тени учеников скользили мимо, стараясь по возможности слиться с интерьером; первый взрыв возмущения донесся снизу мгновением позже, будто далекий гром вдогонку уже погасшей в небе вспышке.
– Зря вы так, Ева Николаевна, – бросил Лимберг, конспиративно задрав голову к планшету.
– Что – зря?
– Устроили разгром. Катя Андреева идет на золотую медаль, вы же знаете. Кроме того, я уверен, что она читала пьесу, просто вы своим вопросом поставили девочку в тупик. Зачем?
– Что – зачем?
– Зачем вам это понадобилось?
Забавный получается разговор, констатировала Эва без намека на внутреннюю улыбку. Самое смешное, что Лимберг однозначно пишет в уме его стенограмму. И цель у него, конечно, самая благородная: разобраться, понять, помочь. Все вокруг словно сговорились ей помогать!..
…настоял, что ожог надо смазать мазью, предусмотренной для подобных случаев личной аптечкой сотрудника цивильных спецслужб. Аптечка находилась в кабинете, том же самом – или точно таком же – где Эва была в прошлый раз, и в позапрошлый, и так далее. Дракон, семейное фото, компьютер, почему-то развернутый монитором на три четверти к двери. Хотя, впрочем, понятно, с какой целью. Чтобы сразу. Наповал.
– Извините, – довольно убедительно смутился цивил, возвращая
