словно невидимая рука стерла следы раздражения, вызванного моей резкостью.
– Сходи к врачу, пусть пропишет тебе снотворное.
Я покивала с согласным видом; снотворное – это слабость в форме таблеток. Что мне действительно нужно, так это вернуться в прошлое и заново пережить начало нашего романа, тот просвет, когда ночь ускользала от меня, но я, лежа в объятиях Люка, не стремилась за ней угнаться. Несколько раз, очнувшись в темноте, я видела, что даже во сне уголки губ Люка загнуты кверху. Его добродушие, словно отрава, которой мы обрабатывали летний домик его родителей на острове Нантакет, было действенным средством против неизбывного, тревожного ожидания катастрофы. Однако со временем – если говорить начистоту, около восьми месяцев назад, когда мы обручились, – бессонница вернулась. Я снова отпихивала Люка, когда он пытался вытащить меня на утреннюю пробежку по Бруклинскому мосту, – а мы неизменно бегали по субботам в течение почти трех лет. Чувства Люка не похожи на слюнявую щенячью любовь – он явно видит спад в наших отношениях, но, как ни странно, только сильнее ко мне привязывается. Он словно задался целью снова меня изменить.
Я не из тех самоотверженных женщин, которые якобы не догадываются о своей тихой красоте и своеобразном очаровании, однако было время, когда я все-таки недоумевала, что Люк во мне нашел. Я красивая. Красота дается мне нелегко, но исходное сырье хорошего качества. Я на четыре года младше его – хотя, конечно, жаль, что не на восемь. Я люблю «экспериментировать» в постели. И, хотя под «экспериментом» мы понимаем совершенно разные вещи, у нас, по меркам Люка, отпадный секс. Да, я хорошо представляю, чем могла его привлечь, но в любом баре средней руки полным-полно девушек ничем не хуже меня, улыбчивых, готовых опуститься перед Люком на карачки по первому его слову, размахивая блондинистой, отнюдь не крашеной гривой. Девушек, выросших в домиках из красного кирпича, окна которых забраны белыми ставнями, а задний фасад не обшит дешевыми панелями, как дом моих родителей. Однако ни одна из этих правильных девушек никогда не сможет дать Люку то, что даю я, – ощущение ходьбы по краю. Я – тот ржавый, замаранный клинок, который грозит распороть аккуратные швы, скрепляющие звездную жизнь Люка. И ему нравится ходить по краю, нравится играть с огнем. По правде говоря, он не хочет знать, на что я способна, какие раны могу нанести. В отношениях с Люком я всегда нащупывала границы, пробовала их на прочность, определяя, когда «еще терпимо», а когда – «уже слишком». Но я начинаю уставать.
Администратор со стуком поставила передо мной бокал, нарочно расплескав вино. Рубиновая жидкость заструилась по тонкой стеклянной ножке, собравшись у основания, как кровь, выступившая по краям огнестрельной раны.
– Пожалуйста! – скрипнула эта змея, одарив меня самой ядовитой усмешкой, какая только нашлась в ее арсенале.
Занавес взметнулся вверх, вспыхнули раскаленные софиты. Представление началось.
– О боже, – охнула я и постучала ногтем по передним зубам. – Кусок
