глобальной. Дошло даже до того, что даже придумали название этому городу – Колдобин, чтобы получилась своеобразная игра слов. С одной стороны, основал сей град некий боярин по фамилии Колдобин, а с другой – колдобин на городских улицах было много. Также мы постарались обосновать значимость и необычность весьма небольшого городка. Мол, находится он в самом центре огромной страны, и по этой причине в нем происходит огромное количество всяких интересных событий. Но и это еще не все. В самом центре Колдобина, на улице Возрождения находится дом под номером 47. Живут там, на первый взгляд, обычные люди, но именно на их долю выпадает львиная доля всяческих происшествий.
Помнится, тогда все это было даже записано на листочке, чтобы потом в спешке не забылось. Листок я взял себе, несколько раз пытался вызвать Бориса на совместную работу, но он постоянно ссылался на занятость, и вскоре я понял, что приятель мой, грубо говоря, решил освоить новый вид спорта – прыжки в сторону, а «колдобинский воз» мне придется тащить в одиночку. Я не обиделся, а взялся за дело, которое было для меня чем-то новым.
Как и положено, в муках, но за гораздо большие, чем положено для нормальных родов девять месяцев, появилась на свет первая повесть – «Провал операции «Мезгунь». Уже в новом тысячелетии была написана «Туча», а параллельно с ней шли рассказы из того же колдобинского цикла, иногда очень похожие на фельетоны, и часть из которых представлены в этом сборнике.
Все это напоминало своеобразный сериал, этакая «Санта-Барбара», которую можно было писать очень долго, и не бояться, что однажды он может надоесть читателям.
К некоторым жителям дома номер 47 у меня особое отношение. Очень люблю девочку Зинаиду, репортера Васю Веселовского, капитана Полищука и, конечно же Аркашу Пичугина. Объяснять то, почему я пристрастен именно к этим персонажам, особого смысла нет. Что-то в них от близких мне людей, а что-то и от меня. При этом, признаюсь, что многое в этих рассказах обычная выдумка, хотя я очень старался, чтобы она выглядела очень правдоподобно. А как все это получилось – судить вам, дорогие читатели, и не «стрелять» в автора, как в того пианиста, который «играет, как умеет».
Гороскопофобия
Жаркий воскресный вечер подходил к концу. В квартирах было душно, а потому основная часть взрослого населения дома № 47, стоящего по улице Возрождения, вышла во двор, чтобы хоть какое-то скоротать время на свежем воздухе в тени беседки, и поговорить о чем-то умном и значимом. Когда все темы мирового и местного значения были исчерпаны, старик Кащеев открыл газету и начал вслух для всех зачитывать астропрогноз на следующую неделю.
– Так, что тут на мой счет имеется, – произнес он, дойдя до собственного знака зодиака. – Скорпион… ага… В финансовом плане проблемы, а в личной жизни все просто «супер». Знакомства и отношения этого периода будут носить приятный характер и продлятся очень долго.
Сказав это, Кащеев оторвал глаза от газеты и с улыбкой, напоминающей оскал хищника, посмотрел в сторону Серафимы Пантелеевны, дамы постбальзаковского возраста, переехавшей в дом совсем недавно, и еще не успевшей наладить с соседями крепких дружеских отношений.
Заметив на себе вполне откровенный взгляд, женщина смутилась, встала и быстро вышла из беседки. Неловкую паузу разрядил известный во всем городе балагур и весельчак, репортер газеты «Колдобинский источник», Вася Веселовский.
– Вы, господин Кащеев, это весьма тонко подметили, насчет долгих отношений. Хотя, если соотнести ваш возраст с вашей фамилией, то было бы уместнее говорить о вечности. Но в другом гороскоп все же прав. Эта женщина разорит вас гораздо раньше, чем эта самая вечность закончится.
– А я ненавижу гороскопы, – тихо произнес инженер Мямлин, – и одновременно боюсь их. Эти чувства настолько сильны, что будь я, скажем, президентом – запретил бы всю эту астрологию, а вместе с ней хиромантию, оккультизм и прочие лженауки по причине их крайней вредности для людей. Они исковеркали мою жизнь и подвергли смятению хуже всякого урагана. Хотя, сам во всем виноват, чего уж там. Точно кто-то сказал, что опасно забирать у львицы львенка, а у женщины – ее заблуждения.
Присутствующие с интересом посмотрели на него, и Мямлин, почувствовав, что ему удалось приковать к своей персоне всеобщее внимание, продолжил:
– Началось все с того, что супруга моя, теперь уже бывшая, увлеклась этой то ли «хи…», то ли «хе…», – сказал он, отрешенно глядя перед собой. – И не просто так увлеклась, а, что называется, с головой окунулась. Видит Бог, я терпел все ее художества подобно ангелу. Долго терпел. Пока она бегала на заседания своего оккультного кружка, я варил обеды, стирал белье и даже штопал себе носки. Потом пошло хуже. Начала жена в дом таскать всяких сушеных жаб, маринованных тараканов и прочую нечисть. И все бы ничего, но запах того зелья, которое она готовила на кухне, обрядившись предварительно в какую-то хламиду, был таким отвратным, что по сравнению с ним ароматы отхожего места казались амбре лучших парфюмерных фирм. Пытался усовестить,
