Глеб, а я ведь – впервые в Средней Азии. Тут, промежду прочим, есть на что посмотреть. Особенно в Ашхабаде. Прямо на центральной улице – трамваи, «Победы» – и старик верхом на верблюде. Экзотика!
Лузин молча поставил на стол две пиалы и миску с сушеным урюком, достал из тумбочки твердые, как песчаник, лепешки.
Дусов обвел оценивающим взглядом комнату. Кровать, две табуретки, столик. На стене – карта Туркмении и большой портрет Губкина. Жидковато…
– Красиво тут у вас по весне, в особенности вечером. Нежарко, маки цветут прямо у буровых… – Дусов шагнул к окну. В лицо дохнуло прохладой и густым запахом нефти. – Пустыня… «Колыбель человечества», так называл ее Энгельс. Именно здесь люди впервые начали заниматься земледелием на орошенных участках, разводить овец. Древнейшая культура. Минареты, старые письмена. Алишер Навои, Авиценна… – Покосился на Лузина: – Почему не разливаешь коньяк?
Глеб булькнул из бутылки в пиалы.
– Ну, будем, – чокнулся с ним Дусов.
Выпили, закусили урюком. Лузин смотрел в угол и молчал. Ему не хотелось говорить. И то, что Дусов защитил диссертацию и шагнул вверх по служебной лестнице, не вызывало у него зависти. У каждого своя дорога. Жизнь есть жизнь.
Поглаживая кончик длинного носа, Дусов поглядывал вполглаза на Лузина. «Странно все-таки, получается, – думал, хмелея Дусов. – Почему я пришел к нему? Ведь он, по существу, – никто. Более того, он в опале. А я чувствую себя так, словно в чем-то завинил перед ним. Он диктует, а я слушаю. Смешно… Правда, когда надо было, – я сумел проявить твердость. Особенно в 1942 году… Нет, он все-таки неудачник. Рыцарь печального образа. Жаль немного его… Пожалуй, мы с ним никогда больше не увидимся… Впрочем, кто знает…»
– Ты, Глеб, не сердись на Минаева. Он очень раздражительным стал, заводится с пол-оборота. У него недавно разбились на вертолете два сына геофизика. Федор и Евгений. Вели аэрогамма-съемку в Якутии… Гавриил Захарыч целый месяц лежал в больнице. Сильное нервное потрясение… – Дусов повертел в руках пустую пиалу. Он ждал, что наконец-то заговорит Лузин. Но тот молчал.
– Зря ты, Глеб, отказался от предложения Епихина… Начальник экспедиции – это не начальник партии. Да и я бы помог… Упрямый ты…
– Тебе, значит, все равно, чем заниматься? – вспылил Лузин. – Лишь бы вверх, на Олимп, да?!
– Зачем же так узко мыслить, дружище? Мужик без честолюбия – ничто. Мы – не дети. Человек должен заниматься тем, что приносит обществу пользу. Нефть Южного бассейна – это реально. За это тебе люди только «спасибо» скажут.
– Ой, не надо. Оставь.
– Как знаешь, как знаешь… – Дусов обиженно сломал усики. В нем начинало набухать раздражение. Вдобавок еще и коньяк отдавал пробкой, а урюк был с песком. Настроение портилось с каждой минутой. «Чем идти сюда, лучше бы выспался в гостинице, завтра ни свет ни заря – в Баку», – подумал с досадой Дусов. Но уйти просто так было неудобно и, чтобы хоть как-то поддержать разговор, он спросил:
– Как там Нина? Где она?
Лузин
