он, собственно и возник, а затем процесс пошел в обратную сторону: из осколков сформировался левосторонний смерч, который стал удаляться и вскоре скрылся из глаз.
Светлый город, несмотря на сильную рябь, устоял, правда белый всадник исчез тогда же, когда разлетелся вдребезги темный город, и Андрей не успел заметить, как это произошло – возможно всадник просто скрылся за ближайшими домами.
Вагонетка Андрея, как ни в чем небывало продолжила свой неспешный бег по монорельсу над крышами светлого Санкт-Петербурга, и Андрей погрузился в созерцание его великолепия. Вскоре он впал в романтическое состояние юных грез. Как и его мрачный прототип, белый город с одной стороны был узнаваем, как Санкт-Петербург, но с другой стороны был чем-то совсем иным. Постараемся его описать, хотя адекватного описания все равно не получится, поскольку это был не только город-образ, но и город-состояние. Если же откинуть все не воспроизводимые детали, то состояние это можно было охарактеризовать, как «Белая ночь в Лисе» – вернее – 2—3 часа утра. Почему именно таким образом? Ведь Грин ни в одном из своих произведений не дал подробного описания этого, существующего только в его воображении (или в другом измерении) города? Тем не менее было ясно, что он подразумевал южный портовый город, что-нибудь вроде Феодосии, где провел последние годы своей жизни. Этот факт никак не вязался ни с Петербургом, ни с белыми ночами, и тем не менее какую-то непонятную связь обеих городов Андрей чувствовал всегда, особенно в дни белых ночей. В эту пору особого юного томления Андрею всегда хотелось назвать Ленинград каким-нибудь Гриновским названием. Возможно подобное чувство охватывало всех ленинградцев, ведь не случайно только в Ленинграде праздник школьных выпускников с обязательным всенощным гулянием называется «Алые паруса». А водные театрализованные представления на Неве, когда парусники, подсвеченные розовыми прожекторами пускают из брансбойтов высоченные фонтаны, и за ними на водных лыжах стремительно несется Фрези Грант! И все же, если бы всего этого празднества, сопровождающегося сутолокой и пьяным угаром вовсе не было, атмосфера «Алых парусов» все равно сохранилась бы.
Андрей прекрасно помнил то щемящее чувство сказки, которое перехватывало его горло восторгом, когда после окончания восьмого класса он со школьными приятелями бродил по булыжной мостовой Петропавловской крепости сквозь романтическую атмосферу 19-го века. Как остро переживалось ожидание того, что сейчас небо опустится на землю, что еще мгновение – и воздух расцветет радужной пыльцой и прямо над крышами помчатся дымчатые праздничные экипажи, будут сновать забавные господа в сюртуках и цилиндрах и роскошные дамы в длинных юбках и чепцах, а вокруг разольется простенькая мелодия колокольчиков из музыкальной табакерки. Стоит только, находясь у основания Петропавловки,
