научиться.
– Я полюбила твою мать, – сказала Изабель, – хотя она и не пыталась помочь мне в этом.
Тристану нравилось, как лицо Изабель напрягалось, словно капля росы, которая вот-вот сорвется с места и побежит вниз, когда она собиралась сказать нечто требующее ответа. В такие моменты она чуть поджимала рот, и над ее верхней губой, под едва заметными усиками, возникал ряд маленьких морщинок.
– Это очень мило с твоей стороны, но она не заслуживает нашего с тобой уважения. Она хуже зверя, поскольку у зверей хотя бы есть материнский инстинкт. Птицы высиживают и кормят своих птенцов, а я свою мать интересую не больше ее собственного дерьма.
– Разве я ей не понравилась? Ты видел, как она еле сдержала слезы, когда я подарила ей подсвечник?
– Я этого не заметил, но в хижине довольно темно.
– А кто была та девушка у очага?
– Наверное, моя сестра.
– Ты не знаешь этого наверняка?
– Она просто появилась у нас в доме в один прекрасный день, вот и все.
– Ты когда-нибудь спал с ней?
– Не помню. Пока я не увидел тебя на пляже, женщины не вызывали у меня особых чувств.
– Ты лжешь, Тристан. Наверное, ты спал с ней. Вот почему она не хотела меня кормить. Когда ты впервые переспал с девушкой?
– Это была не девушка, а женщина, которая казалась мне старухой, – подруга моей матери. Она заставила меня взять ее и спереди, и сзади. Мне тогда было одиннадцать. Это было ужасно и отвратительно. А мать наблюдала за нами.
– А потом? Потом у тебя были другие, не такие отвратительные?
Он не хотел говорить на эту тему, но в конце концов признался:
– Девушек фавелы легко соблазнить. Они знают, что жизнь их будет короткой, поэтому они щедры и безоглядно смелы.
– Была среди них… такая, кого ты любил больше всех?
Тристан подумал об Эсмеральде, вспомнил ее густые волосы, тонкие темные руки и ноги, ее сумасшедшинку избалованного щенка, который слишком глуп, чтобы запомнить команды, – вспомнил, попытался спрятать ее в закутках своей памяти и сразу почувствовал себя виноватым. Изабель почувствовала, что он что-то скрывает, это задело ее, и как бы в отместку она поведала Тристану о своих девичьих фантазиях про мальчиков, про сыновей знакомых дяди Донасиану и тети Луны, увиденных мельком в противоположном конце столовой или в бассейне под жарким солнцем во время январских каникул в Петрополисе. Тристан заснул, пока она говорила, сцепив коричневые длинные пальцы на коленях, – ладони у него были цвета полированного серебра, а линии, казалось, процарапаны гравером. Проплывающие за окнами вагона просторы покрывала необычайно яркая зелень кофейных деревьев.
Когда они прибыли на вокзал Эстасан-да-Лус в Сан-Паулу, разразилась свирепая гроза – крыши высотных зданий скрылись
