и обмене подлинными оплеухами. Однако я бы ввел в правила поведения клиентов следующее требование: забудьте на время осмотра все столь важное для вас собачье дерьмо, чтобы я мог выполнять мою работу – поднимать вам настроение, открывать перед вами новые, неожиданные возможности выбора и предлагать столь необходимую вам помощь по части повышения качества вашей жизни. (Я еще не говорил этого, но уже готов списать потраченное на Маркэмов время в убыток, и сейчас меня одолевает сильное искушение поднять в окошке стекло, дать задний ход, вылететь на дорогу и устремиться к Побережью.)
Вместо этого я спрашиваю:
– Что я должен ему сказать?
– Скажите, что у вас есть прекрасный дом, – отвечает она тонким, безнадежным голосом.
– А где Соня?
Наверное, внутри, с папочкой, думаю я.
– Нам пришлось оставить ее дома. – Филлис грустно покачивает головой. – У нее появились признаки стресса. Она похудела, а позапрошлой ночью написала в кровать. Похоже, не только нам все это тяжело дается.
По-видимому, Соне только еще предстоит отпугивать во снах факелом диких зверей.
Я неохотно открываю дверцу машины. Небольшой, обнесенный изгородью из плоской колючей проволоки участок земли бок о бок с «Сонной Лощиной» занимает убогая автолавка, с вбитых в ее стены гвоздей свисают товары, они подрагивают и серебристо мерцают на ветру. Двое белых стариков стоят там у дощатой лачужки, полностью облаченной в кольчугу из колесных колпаков. Один хохочет над чем-то, скрестив руки поверх большого живота и раскачиваясь. Другой его словно не слышит, он просто смотрит на меня и на Филлис так, точно мы договариваемся о заключении какой-то непонятной ему сделки.
– Собственно, именно это я ему сказать и собирался. – И я пытаюсь улыбнуться еще раз.
Филлис и Джо явно приближаются к эмоциональному срыву, существует опасность, что они могут просто утечь куда-то еще, ощутив потребность начать все заново, чего, естественно, не бывает, а кончат покупкой первого же дерьмового двухуровневого домишки, какой покажет им другой агент.
Филлис молчит, словно и не слышит меня, она обнимает себя руками, лицо у нее угрюмое, отчужденное, и я направляюсь к розовой двери, ощущая в себе странную бойкость, а ветер подталкивает меня в спину.
Я наполовину стукаю по приоткрытой двери, наполовину толкаю ее. Внутри темно, тепло и пахнет чем-то вроде средства от тараканов и кокосовым шампунем Филлис. «Ну, как делишки?» – спрашиваю я у сумрака голосом, который если и не полон уверенности, то наполовину полон уверенности поддельной. Дверь в освещенную ванную комнату распахнута; на неубранной кровати валяется чемодан и в беспорядке разбросана одежда. А что, если Джо сидит сейчас на толчке и я вынужден буду именно в такой диспозиции вести с ним серьезный разговор о возможностях приобретения дома?
Впрочем, нет. Сидит он в большом пластмассовом кресле в темном
