style="font-size:15px;"> – Жетон изготовлен из особого, суперпрочного и термостойкого сплава. Чтобы, значит, можно было опознать труп. Как бы плохо он ни выглядел… – Он значительно выпучил на меня глаза, пьяно качая головой. – Этот значок был всегда со мной. И я не расстался с ним даже после трансформации в Хаткинса. Почему – не могу объяснить. Возможно, память о настоящем братстве не стирается ничем…
Одним словом, остальные члены моего экипажа могли поступить так же – сохранить жетоны. Но я в этом не уверен. Вы поняли меня?
Он убрал значок под рубаху, затянул узел галстука, и металлическая цепочка, охватывавшая его шею, исчезла под воротом.
– Слабая надежда, – подумав, констатировал я. – Не все с годами сохраняют преданность прежним идеалам, даже не подвергаясь ментальной обработке. Ваши коллеги вполне могли спустить свои жетоны в унитаз. Еще до выхода в отставку.
Хаткинс шутовски выпятил нижнюю губу и развел руками:
– Чем могу!
– Ну ладно. – Я задумался, переваривая услышанное. А Хаткинс вдруг обмяк на стуле и прикрыл глаза. Его очки сползли на нос, узкие губы приоткрылись, обнажив полоску желтых острых зубов.
Скулы обострились. Дышал он хрипло и неровно. И был похож на тощего умирающего хомяка.
– Дьявол вас забери, Томас, – со смешанным чувством жалости и брезгливости сказал я. – Что мне теперь с вами делать?
Что мне было делать – после того, как он рассказал такое? Сдавать его Службе безопасности Бюро Звездных Стратегий?
Но не в таком же виде… И не для того, наверно, он обратился ко мне, чтобы я оставил его, жалкого и беспомощного, в тот момент, когда он просил меня о помощи и милосердии!
Но ведь это не человек, вдруг пришла мне в голову четкая мысль. И я удивился ей, потому что полагал, что так еще и не решил насчет правдивости истории Хаткинса. А оказалось, решение принято…
Но если так, то он – винтик в механизме инопланетной диверсии, я просто обязан нейтрализовать его!
Я снова всмотрелся в его лицо и прислушался к себе, припоминая нашу беседу. «Эти твари искалечили мою жизнь, отняли тело и сократили мой срок донельзя…»
Жалость, одна только жалость была во мне.
– Хаткинс, – тронул я его за плечо. – Не спите, Томас. Вы забыли? Вам еще надо кое-что мне рассказать. Вы пришли сюда не спать. Очнитесь!
Он со стоном разомкнул веки, и сквозь сонную пелену в его глазах проступила такая безысходная тоска, что у меня сжалось сердце.
– Спасибо, Дэниел, – прохрипел он. – Спасибо…
Я не ошибся… У вас доброе сердце… Все, что я узнал о вас, было правильным. – Он беспомощно поерзал на стуле и кое-как уселся прямо. – Я должен умереть, Дэнни, – очень тихо произнес он. – Я знаю точно. Эта старуха с голым черепом вместо головы и косой в руках дышит мне в затылок. И я читаю ее мысли так же хорошо, как мысли любого человека. А значит, она реальна. – Он провел рукой по лицу и посмотрел
