не знала? – удивилась Наташа. – Гена погиб!
– Когда?!
– Вчера.
– Как – вчера? – Я не верила своим ушам. – Да вчера мы с ним вместе были в Приозерном на старушкиных именинах, и Генка был живее всех живых, трескал пироги и пил самогонку!
– Вот и допился, – вздохнула Наташа. – Прости, господи, о покойниках, конечно, нельзя говорить плохо, но Гена уж слишком любил заглянуть в рюмку. Небось не пил бы самогонку, так и не полез бы в этот овин!
– Подожди, Натуся, я ничего не понимаю! – взмолилась я, чувствуя головокружение, словно и сама хлебнула треклятой самогонки. Какой еще, к чертовой бабушке, овин?! – Я сейчас к тебе спущусь, и ты мне все обстоятельно расскажешь, ладно?
По лестнице я скатилась кубарем и уже через минуту была в приемной редакции «Живем!». Думаю, разговорчивой Наташе давно не попадался такой благодарный слушатель, как я. Пока секретарша пересказывала мне официальную версию гибели Генки, я сидела напротив нее на месте посетителя, тараща глаза, как сова, и развесив уши, как спаниель. И, право, было от чего озвереть!
Оказывается, после нашего с Вадиком отъезда с места исторического события– празднования юбилея Капитолины Митрофановны, Конопкин успел много чего начудить. Во-первых, он вдумчиво накушался пресловутого «молочка от бешеной коровки» и после отбытия прессы и официальных лиц в теплой компании родных и близких друг другу станичников пел с ними вместе кубанские песни, плясал, поднимая пыль, нечто залихватское в паре с дородной теткой Любашкой и даже кокетничал с юбиляршей, распевая в ее честь: «Черноглазая, понял сразу я, ты судьба моя, черноглазая!» Баба Капа смущалась, старушкин зять – или кем там ей приходится муж внучки? – хмурился и пытался не в меру галантного Генку окоротить, но Конопкин был неудержим. Он пил, пел, куролесил и уже под занавес мероприятия зачем-то забрел в овин – предположительно, хотел прилечь и отдохнуть в укромном уголке. В овине же, каковым словом именовался просто-напросто поместительный двухъярусный сарай, на втором этаже лежало сено для хозяйской коровки. Только сено было не простое, а прессованное. Сухой паек для спиногрызовской буренки предоставил местный колхоз, его сеноуборочный комбайн формовал из травы этакие бочонки весом около тонны, и пара таких тяжеленных «чушек» скатилась на несчастного Генку, когда он неосторожно выдернул опору из-под дощатого «пола» импровизированного второго этажа!
– Похоже, в этом овине все держалось на честном слове, буквально пара каких-то лопат подпирала всю опасную конструкцию, – закончила свой рассказ Наташа.
– Вот идиотизм! – Я не нашлась, что сказать.
Генку страшно жалко, но можно ли быть таким дураком? Ну, занесла тебя по пьянке нелегкая в этот дурацкий сарай, так какого черта ты там карате-до показываешь, рукомашество и дрыгоножество устраиваешь!
– Погиб Гена, прямо как Самсон, – грустно пошутила начитанная Наташа, точно угадав мои мысли. – Всей-то разницы, что мифологический персонаж колонны посшибал,
