Во всяком случае, это определенно не упрощало ситуацию для Коулмана. На улице, по которой они шли, было темно. Рей поднял голову, чтобы посмотреть на уличный указатель, но ни одного не увидел.
– Вы знаете, куда мы идем? – спросил он у Коулмана.
– Там дальше будет такси, – ответил тот, указывая вперед.
Мостовая шла под уклон. Звук их шагов стал чуть звонче, потому что подошвы слегка проскальзывали. Хрусть-хрусть-хрусть-хрусть. На два шага Коулмана Рей не делал и одного. Коулман был низкорослый и шел быстро, порывисто и в то же время враскачку. Время от времени облачко от сигары, которую Коулман держал между зубами, касалось ноздрей Рея, горьковатое и черное. Рей подумал, что ресторан, выбранный Коулманом, не стоил того, чтобы тащиться в него через весь Рим. Он встретился с Коулманом, как они и договаривались, в восемь часов в ресторане «Кафе Греко». По словам Коулмана, он должен был увидеться там с одним человеком – как его звали? – но тот не пришел. В ресторане Коулман ни разу не упомянул о том человеке, и Рей теперь сомневался в его существовании. Коулман был странным типом. Возможно, он обедал или завтракал там несколько раз с Пегги и у него остались ностальгические воспоминания об этом месте. Во время обеда Коулман говорил главным образом о Пегги, причем без того негодования, как на Мальорке, даже чуть-чуть похохатывал. Но та мрачность, тот вопрос в его глазах оставались. И Рей ничего не добился, пытаясь с ним объясниться. Для Рея этот вечер просто стал одним из череды других. Сегодняшний вечер был таким же, как и остальные десять вечеров на Мальорке после смерти Пегги, – бесцветные, как бы отделенные от остального мира, когда еда поглощалась полностью или наполовину лишь потому, что ее ставили на стол.
– Ты дальше едешь в Нью-Йорк, – сказал Коулман.
– Сначала в Париж.
– А здесь какие-то дела?
– Ну да. Но за два дня я вполне управлюсь.
Рей собирался встретиться в Риме кое с кем из художников, узнать, не хотят ли они выставляться в его нью-йоркской галерее. Галереи еще не существовало. Сегодня он никому не позвонил, хотя и появился в Риме в полдень. Он вздохнул и понял, что у него нет настроения встречаться с художниками и убеждать их, какой успешной станет галерея Гаррета.
«Виале Пола», – прочел Рей на уличном знаке. Впереди виднелась более широкая улица. Наверное, Номентана.
Рей смутно осознал, что Коулман зачем-то полез в карман. Потом Коулман вдруг остановился перед ним, и раздался звук выстрела, от которого Рея отбросило назад, на ограду, в ушах у него зазвенело, и несколько секунд он даже не слышал стука подошв убегающего Коулмана по мостовой. Коулман уже скрылся из виду, а Рей еще не успел понять, отбросила ли его назад пуля, или он отпрянул от удивления.
– Che cosa?[1] – прокричал мужской голос из окна.
Рей судорожно вдохнул, вдруг поняв, что задерживал дыхание, оттолкнулся от ограды и встал на ноги.
– Niente[2], – машинально ответил он.
Потом глубоко вздохнул; нигде не болело, и Рей решил, что пуля прошла мимо. Он двинулся в том же направлении, что и Коулман, – в ту сторону, куда они шли.
– Вот он!
– Что случилось?
Рей вышел на Номентану, и голоса затихли.
Ему повезло. Слева тут же появилось такси. Рей поднял руку.
– «Альберго Медитерранео», – сказал он и откинулся на спинку сиденья.
Левое плечо жгло. Рей поднял руку. Пуля явно не задела кость. Он потрогал рукав пальто и нащупал дыру в ткани. Продолжил щупать дальше и обнаружил с другой стороны рукава выходное отверстие. И ощутил теплую влагу, скапливающуюся в сгибе локтя.
В «Медитерранео» – современном отеле, стиль которого не нравился Рею, но ему пришлось остановиться там, так как его любимые отели сегодня были переполнены, – он взял ключ и сел в кабину лифта вместе с коридорным, держа левую руку в кармане, чтобы кровь не капала на ковер. Закрывшись у себя в номере, он облегченно вздохнул, хотя и поймал себя на том, что, включив свет, принялся оглядывать углы, словно Коулман мог прятаться в одном из них.
Рей прошел в ванную, снял пальто, швырнул его через дверь на кровать, стащил с себя пиджак и обнаружил кровь на рукаве рубашки в бело-голубую полоску. Снял и рубашку.
Рана представляла собой крохотную полоску не более полудюйма в длину – классическая царапина. Рей намочил чистое полотенце и промыл ранку. Затем вытащил из чемодана лейкопластырь, вспомнив, что этот широкий лейкопластырь был единственным остававшимся в жестяной коробке, когда он на Мальорке разгребал аптечку. Помогая себе зубами, он обвязал ранку носовым платком. Рубашку замочил в раковине с холодной водой.
Пять минут спустя, облачившись в пижаму, он заказал
Что случилось?
Все в порядке
