и продолжала с прежней горячностью:
– А ты разве любишь его? Ты боишься его, как боятся решительно все, а между тем ты – единственный человек, которому он разрешает иметь свою волю и свое мнение. Он весь Верденфельс держит в ежовых рукавицах. Никто из крестьян не решается ничего предпринять без его совета, что бы он ни приказал, все слепо повинуются ему. Если бы ты действительно захотела снова отдать меня под его надзор… ух, при одной мысли об этом меня охватывает дрожь!
– Какой ты глупый, неблагодарный ребенок! – упрекнула ее молодая женщина. – Разве ты забыла, что сделал для нас Грегор, когда мы осиротели и у нас никого не осталось на свете, кроме него? В то время его доходы были крайне ограничены, и ему приходилось содержать свою мать, но все-таки он без малейшего колебания принял нас к себе и стал заботиться о нас. Ты, конечно, не могла тогда понять этого: тебе едва минуло шесть лет.
– Только потому я и могла выносить такую жизнь, – объявила Лили. – Я была тогда еще слишком мала и незначительна, чтобы ему захотелось удостоить меня своим личным надзором. Он вполне предоставил меня тете, а когда она умерла и я стала объектом его воспитания, тогда ты, да мое счастье, вышла замуж и поместила меня в институт. Но ты с самого начала пользовалась особенным попечением Грегора. Я совершенно не могу понять, как ты все это выдержала. Я решительно не была бы в состоянии вынести подобную пытку.
– Да, тебя раздавила бы эта железная рука, – серьезно сказала Анна. – Я из более прочного материала, и подобное обращение со мной, имело, должно быть, и свою хорошую сторону: оно научило меня серьезно относиться к жизни.
– Ты тоже умеешь иногда быть суровой – этому ты научилась у Грегора. Но всего суровее ты всегда относилась к самой себе.
– А к тебе?
– Нет, Анна! Я вовсе не то хотела сказать! – воскликнула молодая девушка, обвивая руками шею сестры, которая нежно прижала ее к себе.
Обе сестры очень походили друг на друга, и тем не менее резко отличались одна от другой. Маленькая миловидная Лили была лишь по плечо своей высокой сестре; ее мягкие каштановые волосы были так же густы и такого же цвета, как волосы сестры, но им недоставало прелестного золотистого оттенка волос Анны, точно так же, как ее глаза не имели того красивого разреза, который придавал глазам Анны особую привлекательность. Карие глазки Лили плутовски и по-детски весело смотрели на Божий мир, и на ее юном личике нельзя было прочесть ни энергии, ни силы воли. Старшая сестра была красавицей, и победоносная сила ее красоты сказывалась во всем, младшая была свеженькой, привлекательной девочкой. Они походили друг на друга, как лилия походит на жасмин.
– На что намекал Грегор, говоря о продаже Розенберга? – снова заговорила Лили. – Разве ты собираешься продать его? Я думала, что мы вместе будем жить здесь.
– Мне самой хотелось бы этого, но это невозможно: Розенберг требует крупных хозяйственных затрат, а нам необходимо устроиться скромнее.
– Разве ты не богата? – с наивным удивлением
