и осмелился даже открыто напасть на меня. Обо всем этом Вы осведомлены через Вольфрама и, конечно, поймете, что теперь я уже никак не могу пойти навстречу Вашим желаниям. Этот грубый, придурковатый парень, полный необузданной дикости, всецело принадлежит той сфере, для которой он был предназначен с самого начала и в которой он только и мыслим. Вольфрам – как раз тот человек, который может сдержать его, и парень останется под его надзором. Воспитывать такие натуры – напрасный труд, и я уверен, что после всего происшедшего Вы согласитесь со мною.
Михаил,
Священник скорбно опустил листок.
– И ни слова сожаления о несправедливом обвинении, только осуждение и презрение. И это – кровь от его крови!..
– Ваше высокопреподобие! – послышалось у двери.
Отец Валентин вздрогнул, и вздох облегчения вырвался из его груди.
– Михаил! Наконец-то! Слава Богу!
– Я думал… вы меня… прогоните, – тихо сказал Михаил.
– Сначала я должен выслушать тебя. Но что ж ты стоишь у порога? Войди же!
Юноша медленно подошел ближе. На нем был все тот же праздничный костюм, что и в тот роковой день, но, видимо, выдержавший за последние дни бурю и непогоду.
– Я очень тревожился за тебя, – с упреком сказал отец Валентин. – В течение двух суток о тебе не было никаких известий. Где ты пропадал?
– В лесу.
– А где ты проводил ночи?
– В пустых пастушьих хижинах наверху.
– В бурю и холод? Почему ты не вернулся домой?
– Лесник стал бы бить меня, я знаю, но теперь я больше не позволю себя бить. Я хотел избавить и его, и себя от того, что произошло бы из-за этого!
Он отвечал каким-то беззвучным голосом, но это уже не было прежнее равнодушие. Во всем существе Михаила чувствовалось что-то новое, мрачное, что не вязалось с его прежними манерами.
Священник с изумлением посмотрел на него.
– Тогда ты должен был прийти ко мне, я ждал этого!
– Вот я и пришел, ваше высокопреподобие, а что вам про меня наговорили, так это – неправда. Я – не вор…
– Я знаю! Я ни на минуту не сомневался в тебе, а теперь подозрение окончательно снято с тебя. Пропажа нашлась: маленькая графиня Герта захватила звезду, как игрушку.
Михаил откинул мокрые волосы со лба, и на его лице появилось неописуемо горькое выражение.
– А, так я обязан всем происшедшим этой девчонке с золотыми кудрями и злыми глазенками?
– Малютка не виновата, она, по обыкновению избалованных детей, схватилась за то, что показалось ей подходящей игрушкой. Вся вина на тебе: если бы ты вел себя спокойно и умно, то очень может быть, что дело сейчас же объяснилось бы. А вместо этого… Михаил, возможно ли, что ты поднял руку на графа?
– Он назвал меня вором! – стиснув зубы, буркнул Михаил. – Он даже не спросил,
