начала хвалиска, когда они с боярыней сидели на павечернице на передней скамье, наблюдая за играми молодежи. – Моя Амируша – послушна и прилежна, но красоты ей боги не послали. А как отрадно для родительского сердца видеть, что дочь так радует глаз!
В середине просторной беседы играли «в зорю»: парни и девки стояли в круг, держа руки за спиной, а «заря» ходила снаружи с платком в руке. Все дружно пели:
Заря-зареница,
Красная девица
По небу ходила,
Платок обронила…
Сейчас «зарей» была Игрелька: как старшая девушка на выданье старшей семьи Верховражья, она начинала все игры и заводила хороводы. Амиру тоже позвали, и она стояла с привычно смущенным видом, будто стесняясь своей черной жесткой косы и темных, будто ягода черника, глаз.
– Коли девка послушна и прилежна, то и женихи найдутся, – добродушно улыбнулась Румяна. – Что, за вашей Мирушей приданое-то ведь хорошее?
– А как же иначе! Я дам за ней шубу на куницах, два полсорочка бобра, сорочок лисы, три греческих платья из шелка, разные узорочья. А про полотно и рушники даже говорить нечего.
– Ну, а коли девка прилежна, приданое доброе, так и жених у нас найдется под стать. Как тебе мой сынок Переславко? Как раз в пору вошел, думали зимой женить. Присмотрели было и невесту, но раз такое дело… можем и в вашу сторону посмотреть.
Платок обронила,
В луже загрязнила,
На жердочку положила –
За водой пошла! –
пели в кругу.
Сунув платок в руку одному парню, визжащая «заря» наперегонки с ним бросилась вокруг строя: кто первым добежит до освободившегося места.
А Замиля слегка опешила. С самого рождения Хвалис был ее любимцем, отрадой и надеждой; на Амиру она обращала мало внимания, тем более что той не повезло с наружностью. О пристройстве дочери она даже не думала и в первый миг была разочарована: вовсе не затем она завела этот разговор! – но тут же, к счастью, сообразила, какие выгоды это сулит. Не зря она все лето и осень слушала в Ратиславле толки о похищении Доброславом гостиловским двух Вершининых дочерей, о сватовстве и о том, что два равных рода обмениваются невестами ради чести и дружбы. Дать свою девку, не взяв взамен другую, может только тот, кто признает себя младшим. А это не про нее!
– Ах, я бы принесла в жертву Макоши и Рожаницам лучшую белую овцу, если бы судьба моей дочери устроилась так счастливо! – Замиля прижала руки к груди, заговорила своим низким своеобычным голосом, который так пленял Вершину целых двадцать лет. – Такой у вас хороший род… такой старинный, знатный, годный оберегать свою честь и добро! Ничего лучше и не могло бы ей выпасть на долю! Знать, боги приметили ее доброту и решили вознаградить, хоть и не уделили ей красоты лица! Но ты знай: женщины моей семьи весьма плодовиты. – Она доверительно наклонилась ближе к Румяне. – У моей матери было двенадцать детей.
На самом деле Замиля
