Нет, про это он писать не будет. Из книги «Щенки и псы войны». Сергей Аксу

      Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

      «Угораздило же ему попасться на глаза этому козлу, майору Геращенко. Схлопотал приказ сопровождать вместе с Ником капитана Карасика в штаб. В ПВД, конечно, неплохо съездить, ребят знакомых повидать, – размышлял Валерка Крестовский. – Но после бессонной ночи буквально валишься с ног. Одиннадцать раз обстреливала их какая-то сволота. Заспанный Ник, Колька Селифонов, тоже не особо горел желанием тащиться к черту на кулички. В «уазике» кругом пылища, так и хочется пальцем по сидению поводить: слово неприличное написать. В Ножай-Юрт, где находился ПВД, выехали вместе с попутным челябинским СОБРом в сопровождении двух «бэтээров». В десятом часу уже были там. Карасик, дав указание от машины не отлучаться, отправился к начальству. Присели. Закурили. Обветренные руки в цыпках, кожа потрескалась, местами покрылась болячками. Вши, злодеи, покусывают. Кашель. Сопли. Воспаленные глаза. Истрепанные рукава. Замусоленные колени. Закопченные морды. Кругом штабные крысы шастают в «свеженакрахмаленном камуфляже», все почти с наградами. А у нас – две медальки на всю роту. С любопытством посматривают в нашу сторону. Прям какое-то явление Христа народу! Цирк приехал!

      Колька Селифонов завалился спать на заднем сиденье. Водила, Вовка Иезуитов (ну и фамильица, я вам скажу), вернулся со склада в новеньких «берцах»: что-то там толканул трофейное, кажется, черный ваххабитский флаг с кривой саблей на нем и арабской вязью. Открыв капот, залез в мотор с головой. Чего он там забыл, хорек? Непонятно. Движок «уазика» работает как часы».

      Валерка расстегнул бушлат, извлек из-за пазухи две фанерки размером с книжку, сброшюрованные медной проволокой, между которыми он хранил письма из дома и присланные конверты. Иначе нельзя: обязательно какая-нибудь сука сопрет для сортира. Незавидная судьба уже постигла его блокнот, где он вел свои записи и хранил адреса родных и друзей.

      «Надо воспользоваться подвернувшимся случаем и послать письмо матери отсюда, из ПВД. Наверняка быстрее дойдет, чем через Моздок. Странный все-таки у них адресок: «Москва-400». Месяцами письма идут сюда.

      Что же ей написать, родимой?

      Нет, он не будет ей писать, как их неприветливо, настороженно встречало местное население. Когда колонна двигалась через Шелковскую, мимо рынка, некоторые чеченцы в толпе, не скрывая своей неприязни, в открытую показывали им красноречивый жест, проводя ладонью по горлу. Мол, будем резать вас как баранов.

      Нет, про это он ей писать не будет.

      Не будет и про то, как во время «зачистки» в заброшенном сарае на краю села обнаружили изуродованный труп молодого парня в тельняшке.

      Нет, не будет он ей писать, как их обстреливают по нескольку раз за ночь, как ужасны вой падающей сверху мины и визг разлетающихся с рваными краями осколков…

      Нет, не будет он ей писать, как их проклинают и плюют им вслед чеченки, и бросает камни черноглазая юркая пацанва.

      Нет, не будет он писать, как истошно вопила рация в командирской палатке, прося помощи, когда под Аргуном в засаду, устроенную боевиками, попал не только поезд, но и группы ОМОНа и СОБРа, выехавшие на выручку.

      Не будет ей писать и про то, как снайпер смертельно ранил пацана из соседней роты, когда они окапывались на берегу Терека.

      Нет, он не будет ей писать, как ночью чуть не попали под перестрелку. Они тогда после зачистки решили остаться на ночевку в сельской школе. Вдруг в первом часу ночи началась яростная стрельба из пулеметов. Стреляли с вершины одной горы по вершине другой, что господствовала над селом. По данным на этих точках располагались ульяновская «десантура» и морские пехотинцы генерала Отракова. С полчаса они безжалостно гвоздили друг друга, а Валеркина рота по уши в дерьме, трясясь от страха, провела тревожную ночь на ногах в ожидании нападения боевиков.

      Нет, не будет он ей писать, как подорвался на «растяжке» младший сержант Сережка Ефимов, как полз он, оставляя за собой кровавые полосы, как страшно кричал, покидая этот мир.