плетется сеть морщинокИ уж былым надтреснут голос,
И тот, с кем боль не разобщила
Тобою каждым днем исколот.
И засыхает сочный стебель
И увядает пышноцветье,
Как вдруг свершившуюся небыль
Явит душа: мы те же дети,
Забытые тобой и каждым
Внутри изрядно ржавой клети,
Желающие спеть о важном
Лишь нам поведанном секрете.
Жалоба 2
Я ждал сокровенного,
Трепета тайны,
Но пелось мгновение
Взоров случайных:
Какие-то мелочи
Звени игольчатой,
Обрывки значений —
Не поиски выхода,
Не скучные перечни —
Ливневых прочерков
К восторгу сирени
Мгновенные выпады.
Ты жаждал быть узнанным
В строках и детях?
– Вязал себя узами,
Путался в петлях.
– С бесстрастным лицом
Углубился в пророчества?
– Я стал мудрецом,
Но обрел одиночество.
Так как же быть с Истиной,
Богом, искусством?
– Все просто: тенисты
Аллеи в Нескучном,
Все просто: фигурка
В оконном багете,
И выхвачен миг
Из прыжка в угасание,
Где в жизни рисунка
Обрящет бессмертие…
Но ты не постиг
Сопричастья глазами.
Ты думал отмечен
Святою отметиной?
А важно, что вечер,
Что ждет в темноте окно.
Раздумий родник —
В свет открытая дверца,
Но ты не постиг
Соучастия сердца.
это было
Так пусто, лучше б боль была!
Не цель, хоть повод к выживанью,
Что угли – даже не зола,
Какой-то мусор без названья.
Что это? Если б только мрак!
Греховность? Слишком много чести!
Забитый досками чердак,
Где моль, да пыль, да груда жести.
Растут из ветоши стихи
Про отработанное масло,
Про суп из тухлой требухи,
С отрыжкой, даже не гримасой.
И эту фабулу нытья
Мы именуем состояньем!
Уж лучше пуля или яд.
А то – конвульсии в бурьяне.
Самоубийство? О, шалишь!
Там компонент огня и стали,
Там не помоями залит,
А тьмою ужаса ужален.
За вдохновение – венец!
Ужель и это стихотворство!
Я этим строкам не отец,
Вдовец… или могильщик просто.
Из глубины
И просто листочки,
И просто цветочки,
Бесчисленных ландышей
Белые точки…
А чудится – дочки
Затылок белесый
Снующим клубочком
По вышивке леса.
И словно бы полдень,
Ушедший далече,
В весеннюю
