лучше, чем в увеличении продуктивности сельского хозяйства. В результате, по мере того как доходы росли и люди потребляли все больше продуктов питания (в том числе мяса, для производства которого требуется больше земли, чем для производства овощных культур), страны Латинской Америки либо сокращали экспорт своей сельхозпродукции, либо увеличивали импорт продовольствия. В обоих случаях в конечном итоге сельское хозяйство, как правило, растрачивало иностранную валюту, которую государство зарабатывало на промышленном экспорте или на сокращении промышленного импорта.
Латинская Америка много потеряла в 1950, 1960 и 1970-х, следуя стратегии развития, которую экономист Майкл Липтон назвал «городским уклоном», или склонностью городских элит, правящих бедными странами, недооценивать фермеров{25}. Подобно большинству развивающихся стран (сильные отголоски этого подхода ощущаются сегодня в Юго-Восточной Азии) государства Латинской Америки расплатились за то, что уделяли сельскому хозяйству слишком мало внимания. Это обернулось бедами не только для фермеров, но и для развития стран в целом{26}.
Остается добавить, что семейные фермы играют жизненно важную, незаменимую роль в социальном обеспечении населения. Бедные страны не в состоянии предоставлять пособия по безработице или другие социальные выплаты. Поэтому в периоды экономического спада для рабочих сельского происхождения, уволенных с заводов, особую важность приобретает возможность вернуться на свои семейные фермы. На Тайване примерно 200 000 заводских работников снова занялись фермерством в период первого нефтяного кризиса в середине 1970-х; аналогичные временные обратные миграции в последние годы проходили и во время экономического спада в Китае{27}. Тем азиатским странам, где земельная реформа сработала, удалось избежать появления легионов неимущих граждан или занявших гектары земли лагерей сквоттеров, ставших характерными приметами наций, практиковавших крупномасштабное фермерство, – от Великобритании XVIII в. до современных Филиппин.
Страны Северо-Восточной Азии устроили для себя наилучший старт в экономическом развитии, благодаря тому что уделили внимание сельскому хозяйству. При этом импульс к развитию усилился еще и за счет выбора средств, с помощью которых было достигнуто максимальное увеличение урожайности. Обеспечив фермерские семьи равным количеством земли для возделывания, правительства создали, можно сказать, лабораторные условия для почти идеальной конкуренции. Такая конкуренция охватила множество участников без каких-либо ограничений и позволила свободно собирать информацию, которую экономисты-математики просто измышляют (и к которой многие другие экономисты относятся презрительно, потому что она встречается крайне редко). Но в данном случае условия сродни тем, что моделируются в учебниках по экономике, действительно были созданы.
Каждая семья получила свой небольшой капитал –
Michael Lipton, Why Poor People Stay Poor (Harvard: Harvard University Press, 1977).
Позднее Майкл Липтон в книге Land Reform in Developing Countries (London: Routledge, 2009), p. 275 заметил, что до сих пор крайняя бедность наблюдается в сельской местности Латинской Америки во многом вследствие сильнейшего и неэффективного неравенства при распределении земли.
Данные по Тайваню взяты из: K. T. Li, Economic Transformation of Taiwan (London: Shepheard-Walwyn, 1988), chapter 21.
