А вот почему.
Однажды Аполлон вызвал Зевса на состязание в стрельбе из лука.
Кинули жребий; Аполлону выпало стрелять первым.
Его стрела долетела почти до края земли.
Все боги закричали: «Вот это да!»
Тогда встал Зевс и занял собой все пространство.
И сказал: «Куда стрелять? Не осталось места».
Любовь – как этот самый Зевс.
Она занимает собой все пространство.
Весь мир, с политикой, историей, с «просто жизнью», работой, зарплатой, интригами и приключениями, а также с рыцарями Добра и драконами Зла – всё это дети, которые сидят у нее «на ручках».
Помните, такая игра была, для самых маленьких, полугодовалых, когда мама подбрасывает малыша на коленках, а потом как будто роняет его и подхватывает снова:
По кочкам, по кочкам,
По узеньким дорожкам —
Бух! В яму провалились!
Вот и вся политика, история, просто жизнь и т.п.
Игра любви.
Или ее прискорбное отсутствие. Ощущение этого отсутствия – тоже любовь, тоска по любви.
Третье октября
Утром третьего октября Татьяне Сергеевне пришла эсэмэска с незнакомого номера: «Наш серебряный юбилей! Целую, люблю всегда». Ерунда какая-то. Тем более без обращения. Непонятно – кому. Но все равно приятно. Хотя при чем тут серебряный юбилей? Татьяне Сергеевне было сорок три, замуж она в первый раз вышла в двадцать, это был полный мрак, хотя любви выше макушки, но – кофе без закуски, курево до синевы, стихи до полуночи – и всё. Развелась через полтора года, как из горящего сарая выскочила в последний миг. А потом вышла замуж в тридцать два… так что бред какой-то, выбросить из головы!
Для верности она помотала головой и вышла из спальни. Муж в ванной весело принимал душ, громко фыркая и напевая, и ей вдруг показалось это пошлым, плебейским и даже хамским. Она зашла на кухню и посмотрела на календарь.
Третье октября. Боже!
Третьего октября, на первом курсе, у нее первый раз было – с одним мальчиком, у них была любовь с восьмого класса, но как-то не получалось. Не то чтобы она боялась или он робел – нет. Но вот не получалось, и всё. А третьего октября получилось. Ночью, в какой-то беседке, заброшенном пионерлагере. Тогда студенты еще ездили на картошку, вот и их первый курс повезли, и этот мальчик тут же. Потому что он в тот же самый институт поступил из-за нее, чтоб быть всегда с ней, – так он ей сказал в ходе уговоров. Соврал, конечно. Поступил он потому, что его папа был проректор. И еще спросил: «А у тебя, ну, это, когда?» – она сказала: «Вчера кончилось», и он обрадовался. Хитренький.
Поэтому он ей разонравился, хотя у них еще было довольно долго, до третьего курса, когда она вдруг вышла замуж за того непризнанного гения, который уже спился и умер, кажется.
Она выглянула в окно. Дворник подметал желтые листья. Какой-то тип сидел на лавочке и ел яблоко.
Она вспомнила, что к кофе нет сливок. Натянула свитер на голое тело, прыгнула в джинсы, накинула куртку и вышла – магазин был прямо в доме.
Подошла к стене, поставила айфон на выступ стены, как будто это телефон-автомат, набрала реплай на эсэмэску.
– Как хорошо, что ты позвонила! – Голос был какой-то двойной, в телефоне и как будто рядом. Она обернулась. Этот тип на лавочке – это был он.
Она помахала ему рукой, шагнула к нему.
– Не подходи ко мне, – сказал он в телефон. – А то я сейчас накинусь на тебя и прямо вот тут, на газоне…
У нее в животе, в груди, ногах стало мягко и тепло.
– Какой ты… – сказала она
– Я тебя люблю, – сказал он. – А хочешь, я разведусь? Только скажи «да»!
– Какой ты хитренький, – сказала она, и всё у нее снова стало жёстко и холодно.
Поднимаясь в лифте с пакетиком сливок, Татьяна Сергеевна вспомнила, что со своим мужем она, вот ведь черт, впервые сошлась тоже третьего октября. В номере отеля “Hyatt” в Берлине. На конференции по социальной ответственности бизнеса.
Муж сидел в кухне, водил пальцем по айпаду.
– Сегодня третье октября, – сказала она. – Дай я тебя поцелую.
– Ты помнишь этот день? – растроганно спросил он. Он сидел на табурете, она обняла его голову, он прижался лицом к ее животу.
– А как же, – сказала она.
– Какой был жуткий день! – сказал он.
– Почему
