а тверской. А по местам родным, истину сказываешь, сердце ноет. Гать не забыть мне, что род мой от князей суздальских. Бывает, сплю и вижу городок мой.
Борис долго смотрел в глаза Анастасии, улыбнулся по-доброму.
– Как не понять тебя, моя ласточка сизокрылая. Птица перелетная в свои края ворочается, из теплых земель летит, места родные чуя, а человек подобен птице.
Молчал, свое думая. Молчала и княгиня. Но вот князь Борис встряхнул копной русых волос.
– Знаешь, Настена, меня тревожит ноне Москва, непокой московский. Кажется, пользуясь случаем, Тверь, укрепляй свое княжество, силы набирай, какую Тверь имела при великом князе Михаиле Ярославиче. Ан нет, недолго такое не протянется. Уймутся московские Рюриковичи. Кто на стол великокняжеский сядет, старый Юрий ли, молодой Василий Васильевич, и почнут они княжества удельные давить. Настанет очередь и тверскому.
У княгини глаза расширились:
– Ужли на Тверь замахнутся?
– Не скоро, княгиня, не скоро, но такой час настанет, ежели мы дожидаться будем. Потому тверское княжество крепить надобно. С Новгородом единяться, с ними в союзе быть. Новогород Бог силой не обидел, он вольностями не поступится. А в Москве Новогород давно недруга чует… Ну да ладно, княгинюшка, настращал я тя, пора и в разум войти. Отправляйся к себе, да поспи, пусть те сны добрые привидятся…
Уже и служба подошла к концу, опустел храм. Дьякон помог владыке шубу поверх рясы надеть, сопроводил до выхода.
На паперти безлюдно, только одна нищенка с кружкой в трясущейся руке подошла к Вассиану. Владыка перекрестил ее:
– Спаси тя Бог, старая.
Медленно направился епископ к княжеским хоромам.
Мартовское холодное солнце коснулось зенита. Вассиан шагал задумчиво, выставляя длинные ноги, будто пробуя дорогу.
Хоть и был он духовником тверского князя, однако судил деяния и Бориса, и московского князя одной мерой. И тот и другой гордыней живут. А им бы не возвышаться друг над другом, а сообща земли русские собирать.
А все с Юрия Даниловича и Ивана Калиты повелось. За власть великокняжескую те борьбу смертоносную начали и поныне не уймутся.
Ноне бояре князя Бориса подстрекают, снова хотят, чтоб Тверь великое княжение вернула.
– Ох-ох, – вздохнул Вассиан, – изводят себя Рюриковичи, что тверские, что московские. Прежде на ханов расчет держали, ноне на Литву. А того не хотят помыслить, Витовт, коли до власти дело дойдет, никого не пощадит, всех под себя подомнет…
Появление епископа в горнице князя Бориса не то, что обрадовало, было неожиданностью. Князь сидел за столом в домашнем простом длиннополом кафтане, теребил бороду, хмурился.
При появлении епископа поднялся.
– Мыслями многими одолеваем я, владыка. Червь сомнения гложет. Так ли живем мы и как поступить сегодня, коли в Москве покоя нет со смертью Василия Дмитриевича. Чью сторону держать?
Вассиан сел напротив князя, щурясь, посмотрел на него:
– Сын
