прогулками развлекается! С приятелем! С псковского дворянина сыном Васькой Чертковым!
– Вот вместе с Чертковым-то он и сгинул. Сказал за Крейцбургом, что до Царевиче-Дмитриева всего верст тридцать осталось, охота к вечеру там быть и в постели ночевать, не у костра, пересел с бахмата на аргамака, другого аргамака дал Черткову – и нет их обоих! Казаки без него на другой день потихоньку пришли, а его-то и нет. Давай, Иванушка, вспоминай все, что тебе на кольцовском дворе про этого гостенька сказывали, – велел Башмаков.
Память у Ивашки была отменная. Вот сообразительности иногда недоставало. Он не знал, что с самого начала нужно доносить Башмакову, как Воин Афанасьевич ездил к Спасскому мосту, покупал немецкие печатные листы непотребного вида и дарил их Ваське Черткову. Вот сейчас и доложил…
– Как будто в тех краях на дорогах уже не шалят… – пробормотал государь. – Не в Двине же они утонули!
Вдруг Ивашку осенило:
– Государь-батюшка, дозволь слово молвить!
– Говори.
– Казаки кроме мягкой рухляди в Царевиче-Дмитриев и деньги везли! У кого те деньги были?
– Да у Войнушки, поди… С деньгами, значит, пропал, с аргамаками и с Чертковым! Но коли он в чужие края побежал, моя вина, моя, – неожиданно сказал государь. – Надо было мне тех ловчих и стольников плетью разогнать! Да слаб, слаб духом! Моя вина!
– Ступай, ступай, чтоб духу твоего здесь не было! – напустился на Ивашку Башмаков и в тычки выставил его из комнаты.
Низкая, с округлым верхом дверь захлопнулась.
Ивашка, чудом успев перескочить через высокий порог, устоял на ногах и крепко поскреб в затылке.
Поскольку русский человек задним умом крепок, он подумал: следовало бы спросить, не вез ли Ордин-Нащокин-младший важных писем, в том числе и таких, что рисуют хитрой тайнописью. А потом понял, что за такой вопрос мог бы не только тычков, но и оплеуху огрести. Если ночью государь и Башмаков разбираются с пропажей – дело не только в кошеле золота и резвых аргамаках.
Уходить он не мог – Башмаков всего лишь выгнал его в темный коридор, но не сказал возвращаться домой. Ивашка пошарил по стене в поисках лавки, нашел лавку, сел и приготовился ждать.
Ждал он недолго. Дверь отворилась, Башмаков пальцем поманил в комнату. Государя там уже не было.
– Ты, Ванюшка, на левом берегу Двины часто бывал? Знаешь тамошние места? – спросил дьяк.
– Доводилось, батюшка Дементий Минич. Герцог Якоб, еще пока его шведы не увезли, дважды Афанасия Лаврентьевича на охоту звал, ну и мы при нем.
– Ступай домой, соберись в дорогу, я за тобой пришлю.
Ивашка понял, что спокойная жизнь окончена.
Разумеется, о том, чтобы дать ему лошадь, никто не подумал, и Ивашка шел от Кремля домой пешком. А это добрых две версты. Днем, может, и немного, а ночью для безоружного человека, имеющего при себе лишь маленький нож-засапожник, многовато.
Дома была суета – Митенька плакал и не
