и конзаводам? Ведь он пенсионер, а как-то ухитряется оформляться… И, конечно, не годится он для этой работы. Какой он старший тренер? Сегодня была заездка, пал жеребец, а он и в конюшне не показывался, ничего не знает… И спортсмены его не уважают, каждый день на стенах вон пишут, что Толмач – дурак… А им бы как раз не стоило это писать. Уж кому, а спортсменам с Толмачем не плохо: заботится он о них.
Я вспомнил свои выезды с Толмачем на соревнования. Там часто бывали заминки с фуражом, талонами на питание, гостиницей, манежем для тренировок. Все тренеры беспомощно разводили руками, а Толмач, сказав нам: «Ничего, все образуется, ребятки», – шел к кому следовало и неразборчиво бубнил, прося все – таки постараться и сделать, и бубнил до тех пор, пока обалдевшая администрация не соглашалась на все, лишь бы только он ушел.
А на стенах все-таки пишут, подумал я.
– Это Павлик, – говорил Толмач. – Павлик Алексеев, узнаешь?
Я увидел Пашку, верхом, в рединготе и каске. Рядом стоял Толмач.
– Так вы его давно знаете? – удивился я: на фотографии Пашка был совсем молодой, лет шестнадцать.
Толмач грустно покивал.
– Павлик ведь начинал у меня, да… Шесть лет я с ним работал.
Это было неожиданностью для меня. Среди бывших Толмачевых учеников были многие известные теперь спортсмены и тренеры, но все они работали у него по году – два, не больше, да и я тренировался у него совсем не долго, но чтобы шесть лет… Так вот почему Пашка тут оказался, подумал я. Старая любовь… Сложно сейчас Толмачу.
– Так как вы с Тополем решили, Алексей Петрович? – спросил я, допивая чай, уже немного остывший.
Толмач сложил фотографии в конверт, помолчал, потом неохотно ответил:
– Не знаю, Женечка… Не знаю, кому тут его отдать можно. Пока пусть Миша Рябов на нем сидит, у него руки мягкие. И парню польза, опыта наберется на таком коне. Но выступать на Тополе, конечно, ему рано. Тут и говорить не о чем. – Толмач помолчал. – Может быть, Павлик станет посерьезней…
– Да я не про Мишу. Если Толику его отдать?
– Нет, – решительно сказал Толмач. – Этот конь ему не по силам. – Потом подумал и добавил: – А Павлик ведь очень неплохим спортсменом может быть, я его хорошо знаю. Он ведь, Женечка, первенство «Урожая» два раза выигрывал по юношам… Но никакой культуры в человеке. Он, как ушел от меня, стал на ипподроме работать, с рысаками… Играл там в тотализаторе, потом попался: придержал рысака. Это у них фальшпейс называется, знаешь, Женечка? Ну вот… – Толмач засмеялся, закашлялся, покачал головой. – Павлик ведь мелкой сошкой там был, его и выгнали. Он обратно в спорт, а его не очень-то и ждут. Вот как бывает… – Он взглянул на часы. – Э-э, надо спешить, половина третьего.
– А может, я Тополя в Киев продам. У меня там хорошие знакомые есть, – продолжал Толмач на улице. – Жалко, если конь тут пропадет. Правда, Женечка?..
Я иногда подумывал, не стоит ли попросить Тополя себе, –
