style="font-size:15px;"> – Кофе, – кажется, я разбудил её. – Ты о чём-то думала?
Пока я разливал кофе в чашки, она молчала, и лишь сделав глоток, задумчиво произнесла:
– Ты когда-нибудь видел, как ночью падают листья?
Нет. Картин ночного листопада я не наблюдал. Но я видел двойственность радуг в день гибели цыгана. Была осень. Дул отличнейший ветер, но был шторм. Он был мастером виндсёрфинга и любил ветер, но не смог справиться с волной. Хотя, зачем ей такие подробности?
На выручку пришёл Алик. Вернее, не Алик, а та бутылка, которую он оставил в холодильнике. Коньяк. Три звёздочки. Армяшечка.
Тепло овладевает телом. Напиток явно располагает к более непринуждённому общению и, видимо, способствует восстановлению памяти, потому что, опорожнив вторую порцию и сладко затянувшись, я вдруг вспомнил, что до сих пор не знаю имени своей собеседницы.
Она звонко рассмеялась. Так могут смеяться только добрые, искренние люди. Их смех заразителен и добродушен. Их веселье неподдельно. Они радуются вашим удачам, забывая о своих поражениях. Они как-то очень по-доброму смеются над собой и над всеми. Они чисты, как родниковая вода.
Внезапный приступ веселья кое-как стих, и, угомонившись, она нарочито официально представилась: «Ивана», – после чего вопросительно посмотрела на меня. Мне ничего не оставалось, и я выдал ей информацию относительно своего «звучного» имени. Она улыбнулась, но промолчала. А я подумал о том, что появился серьёзный повод ещё раз испытать качество продукции Ереванского коньячного завода.
А за окном дождь, и уже давно перевалило за полдень. Как незаметно бежит время. Ещё вчера этого не наблюдалось, и виной тому, я полагаю, совсем не коньяк. Она, скрестив руки за головой, откинулась на спинку кресла. Похоже, она знает себе цену, но она действительно хороша, особенно в этом скупом наряде: серая шерсть старого свитера на голое тело. Ивана встаёт и подходит к окну.
За окном довольно выразительный пейзаж. Правда, сейчас он окутан пеленой дождя и, кроме моря и размытых очертаний Поликуровского холма, ничего не видно. Тонкими змейками вода стекает по стеклу с той стороны окна, рисуя на нём банальные картины печали и напоминая о музыке Montgomery.
Ивана стоит ко мне спиной и пытается повторить путь одной из капель, ведя пальцем по стеклу.
Начинает смеркаться. Скоро вечер. Вечера я пытаюсь проводить вне дома, чтобы не утруждать себя всевозможными приготовлениями к ужину. Тем более что ужинать в одиночестве скучно. Но сегодня я не один, и если сказать об этом Алику, он не поверит, но всё же я решаюсь на этот скорбный шаг и набираю его номер телефона. Три, один, пять, один… впрочем, это не важно. Я коротко пытаюсь изложить суть вещей относительно сегодняшнего вечера. Чего доброго, ещё припрётся сюда со своей очередной партнёршей по танго. Или как он их там величает?
За телефонной болтовнёй я, видимо, отвлёкся от основного объекта своих наблюдений, потому что не заметил, как этот объект освободился
