-line/>Люблю тебя за то, что от тебя исходит,
Люблю тебя за то, что я не говорю,
Люблю тебя за то, что вдруг ко мне восходит,
Когда я просто на тебя смотрю…
Пушкин
Р-р-раз.
…И он стоит на набережной реки Мойки. Вечер. Уже стемнело, и вода кажется черной. Сильный ветер с Невы создает небольшую рябь на воде, и фонари, стоящие на набережной, отражаются в ней, создавая хаотичный мелькающий блеск, напоминающий чешую. Еще один сильный порыв ветра, который чуть не сдул его цилиндр.
ЦИЛИНДР? Вася снял то, что было у него на голове, посмотрел, и это был действительно цилиндр. Черт возьми, цилиндр. Как в кино – черный, с небольшими полями, такой, как у капиталистов, какими их изображали в советские времена на агитационных плакатах, как у буржуинов, как у дяди Сэма, только черный…
Он огляделся по сторонам. Да, это его город, это Питер, но Питер был какой-то не такой.
Первое, что бросилось в глаза, – это освещение. Горели только фонари на набережной, а дома стояли сплошной серой массой и никакой подсветки, хотя это центр города – до Дворцовой площади рукой подать, а там Зимний дворец, Александрийский, мать его, столп, и все должно освещаться. Где это? Вася обернулся, и ноги подкосились: на набережной не было ни одной машины. Ни одной, хотя здесь всегда припарковаться было невозможно.
Справа раздался непонятный шум. Вася, вздрогнув, повернулся, и мимо него с грохотом пронеслась небольшая карета, запряженная парой лошадей. Он посмотрел ей вслед, потом опустил взгляд на мостовую, и это добило его окончательно.
Набережная Мойки была вымощена камнями. Точнее, гладкими булыжниками.
Он облокотился о чугунную ограду набережной.
– Нужно выпить, – вслух сказал он. Во рту все пересохло. – Или закурить.
Вася привычно полез рукой в правый карман, а кармана-то и не было. Он оглядел себя и понял, что одет в какой-то непонятный наряд: черные брюки, жилетка того же цвета с множеством пуговиц, очень длинный пиджак, почти до колен, белая сорочка и в левой руке цилиндр. Этот большой черный цилиндр. Ситуация глупейшая…
Еще не веря глазам, он стал ощупывать свою новую одежу. Наклонился, увидел черные лакированные ботинки без шнурков и тут услышал голос. Ангельский, как ему показалось, голос:
– Простите, сударь, вы что-то потеряли?
Вася резко обернулся и увидел действительно ангела. По крайней мере, глаза. Они были бездонны. Просто нырнуть и утонуть. Такие глаза Вася видел только… да нигде он не видел таких глаз. Марево…
– Я, собственно… – Вася сжал свой цилиндр с такой силой, что тот хрустнул. – Я здесь…
– Вы не из Петербурга? – спросил ангел. – А откуда вы приехали?
– Я…
Тут Вася заметил, что одет ангел действительно по-ангельски. По крайней мере, так не одевалась ни одна из его знакомых. Глухой ворот платья, широкие рукава с оборками и пышная юбка до земли, которая немного колыхалась при порывах ветра.
Он глядел и не мог оторваться. В голове кружились обрывки каких-то ассоциаций: XIX век, музей, картины… Да, такое он видел только на картинах или на картинках в учебнике по истории в школе.
Лицо девушки вдруг порозовело, она немного наклонила голову, и Вася увидел кончики ее ушей, которые тоже заалели. И шляпка. Небольшая серенькая шляпка в тон платью, которую Вася сначала не заметил.
– Простите, я не должна была так. – Девушка хотела пройти мимо, но Вася удержал ее за локоть.
– Спасибо вам, девушка, я рад, что вы…
– Кто? – девушка удивленно взглянула на Васю.
Вася немного опешил.
– Что, кто?
– Как вы меня назвали?
– Девушка, а что?
– Сударь, отпустите мою руку! – незнакомка вырвала локоть из Васиных рук, одернула пышную юбку, и уже хотела было уйти, но Вася снова схватил ее за локоть.
– Простите, я не знаю, как здесь разговаривают, но… барышня, помогите мне, пожалуйста, умоляю…
Девушка внимательно посмотрела на Васю, и он снова утонул в ее глазах. Она поджала губки, сощурив глаза, потом склонила голову набок, и, наконец, пришла к какому-то решению.
– Вы откуда?
– Отсюда, в смысле, из Питера, только не понимаю, что здесь происходит.
– Из Питера… Какое странное название. А чего вы не понимаете?
– Ну, лошади и вообще, – Вася еще раз попытался засунуть
