Наир вытянул шею и осмотрелся:
– Наверное, нам туда…
– Веди, уважаемый… Я пойду следом…
…Сияние над Плитой Возмездия появилось внезапно. И над площадью воцарилась мертвая тишина. А мгновением позже толпа взревела от боли и восторга – черная вспышка над камнем ослепила практически всех, а предвкушение Большого Исхода заставило орать от предвкушения даже благообразных матерей семейств и давно потерявших счет прожитым годам стариков.
Утерев выступившие на глазах слезы, Бруг пригляделся к строю стоящих внутри огороженного решетками круга заключенных и внезапно вздрогнул: Доходяга Эгг собственной персоной мрачно поглядывал на окружающий решетки строй солдат и что-то говорил стоящему рядом молодому парню.
– Доходяга! Вон, там!!! – ткнув в плечо стоящего рядом Отвертку, прошептал Нос. – Надо же, не боится…
– Он всегда отличался железными нервами… – посмотрев через головы возбужденно гомонящих зрителей, буркнул Оман. – Потому и стал тем, кем стал…
– Да… он был лучшим главой Братства империи – ничуть не покривив душой, признался Бруг. – Я по сравнению с ним – мальчишка…
Лади удивленно посмотрел на Наира и… промолчал.
– Дамы и господа! – гулкий голос герольда, раздавшийся со стороны Дворца Правосудия, заставил толпу замолкнуть и прислушаться. – Двадцать семь лет мы ждали этого часа! Двадцать семь лет верили, что однажды утром на площади Большого Исхода дрогнет Ткань Мира, и все то отребье, которое отравляло жизнь вам, вашим родным и близким, наконец, канет в черное пламя небытия. Мало кто из собравшихся здесь помнит, как открывался Глаз Правосудия в прошлый раз: два срока Ожидания – слишком много для обычного человека…
Слушая речь, Бруг мрачно размышлял о том, что за этой решеткой мог бы оказаться и сам. И тогда никто из Братства не пошевелил бы и пальцем для того, чтобы вытащить его оттуда. Да, он был не такой, как Доходяга. Но четыре года, которые он правил Братством империи, оказались не самыми плохими в его истории – доходы были стабильными, в облавы попадало не так много братьев, а успокоившиеся после поимки Эгга власти обращали не особенно много внимания на деятельность столичного и провинциальных филиалов. И вот такая несправедливость…
Вдруг снова полыхнуло черным, и Бруг чуть не закричал от боли в глазах. Практически сразу же зарокотали барабаны и заорал глашатай.
Однако разобрать смысл сказанных им слов не удалось – над площадью раздался истошный визг:
– Я не хочу!!! Выпустите меня отсюда!!! Ну, пожалуйста, люди добрые! Я виноват! Но я раскаялся!!! Простите!!!
Через несколько мгновений за решеткой билось в истерике человек двадцать, если не больше. Но разобрать, что именно они орут, не получалось – хохот, свист и язвительные возгласы, доносящиеся из толпы, заглушали даже самые истеричные вопли…
– И-иии… Р-раз! – Команда какого-то офицера заставила пикинеров опустить
