кров со всяким сбродом себе подобных; это и будет моя жизнь. Уже с детства меня привлекали к уборке жилищ, и, если мне попадалось что-нибудь блестящее и легко опускаемое в карман, я полагала это подлежащим… изъятию. Иными словами – приворовывала, было дело. Но так, по мелочи: где чего съестного прихватишь, где наперсток прикарманишь, а как-то раз попались даже часы на цепочке, но я им быстро на радостях скрутила завод. А вот стекло на циферблате и без меня было треснувшее, чего б там папа ни говорил. Но если бы я попалась, то отцовского ремня довелось бы отведать сполна, поэтому я старалась не попадаться. То, что почитала своей добычей, я научилась прятать в зарослях густых волос под простеньким беретом, куда не падал отцовский взгляд и не доходили руки – он даже не догадывался, что в спутанном гнезде рыжих волос может скрываться искомое.
Кроме меня, в доме были и другие дети. Мы вместе играли и ходили в школу в Филчинге. Усерднее всего нас там учили истории, из которой мы знаем и об Империи, и о Виктории; показывали нам и глобус, и то, какое место мы занимаем на нем; а кроме того, у нас были уроки по истории самого Филчинга и беседы о том, как рождалась опасная и великая филчинговская Свалка. Рассказали нам и давнюю историю о том, как некий Актойвиам Айрмонгер, бывший в то время главным над всеми свалками Лондона, распорядился свезти весь мусор сюда, а было это лет сто тому назад, если не больше, в те времена, когда мусорные кучи были еще кучками и кучечками и с ними можно было еще как-то управиться. Но потом он вроде бы немного перепил джина или чего у него там было и на целых три дня ушел на покой, как-то запамятовав распорядиться, что с этими кучами делать дальше: просеивать – не просеивать, свозить или увозить… А кучки и кучечки тем временем все скучивались и скучивались, поскольку весь Лондон продолжал выплескивать сюда все свои помои до тех пор, пока Великая Куча, или Свалка, не подмяла нас под себя. Она вечно нас опережала, исподволь захватывая наши земли, – непостижимое дикое нечто. А все из-за этого Актойвиама и его джина из той злополучной бутылки – дескать, они на пару все это и устроили. Но, как по мне, вся эта история уж больно смахивает на придумку, направленную на то, чтобы заставить нас лучше работать, ибо ясен посыл: тех, кто ленится и пьет, враз трясина засосет. Но доводить дело до «обручения» мне никак не улыбалось, поэтому я старалась не лениться в пределах дома и быть поближе к родителям. И впрямь, казалось мне тогда, если для того, чтобы оставаться в доме с родителями, нужно упорно работать, то почему бы этого не делать.
Так что, в принципе, жизнь у меня складывалась не так уж и плохо. Да, вот еще что… В нашем доме наверху обитал некий постоялец, который вовсе никуда не выходил, – о том, что он существует, мы могли догадываться только на слух, то есть подслушивая, как он шатается по своему скиту. Тщетно приникали мы к замочной скважине – ни я, ни мои приятели даже мелькнувшей тени скитальца за закрытой дверью не засекли. А сколько раз мы пугали друг друга этим жильцом и скатывались вниз по лестнице, давясь от хохота и
