бури, гувернантка, учившая меня семь лет, получила расчет, и я поняла, что, раз бабушка М посчитала, что я больше не нуждаюсь в подобных услугах, она собирается начать подыскивать мне мужа. Никто из молодых людей, которых стали приглашать к нам в дом, мне не нравился. Да и во всей этой затее я не видела никакой романтики. Мы были знакомы с Гальтонами из Грэйт Стэнтона, у которых был сын Джеральд. Эта очень богатая семья имела интересы в Лондоне, расположенном в каких-то двадцати милях от Грэйт Стэнтона, не слишком далеко, чтобы старший Гальтон не утратил связи с домочадцами. Джеральд ездил с отцом в Лондон, где они часто оставались на несколько недель. Получалось так, что в деревню они возвращались наездами, да и то ненадолго. Став мужем, Джеральд проводил бы дома мало времени, и тут мне стало понятно, что он не вписывается в мои романтические мечты.
Был еще Чарльз Фентон, сын сквайра Марлингтона, любитель охоты, особенно на лис, и верховой езды, очень веселый человек, готовый смеяться над чем угодно. Он был до того жизнерадостен, что при разговоре с ним поневоле начинало хотеться, чтобы он стал чуточку мрачнее. Мне нравилось бывать в обществе обоих молодых людей, но мысль о том, чтобы провести с кем-то из них всю жизнь, не вызывала у меня восторга.
Бабушка М поучала меня:
– Тебе надо научиться этикету, моя дорогая. Молодая женщина должна рано или поздно делать выбор, и выбирать приходится из того, что есть. Те, кто тянут с выбором слишком долго, часто остаются без ничего.
Но могли ли уши восемнадцатилетней девушки прислушаться к этому грозному предупреждению?
Что было плохого в той жизни, какой я жила тогда?
Впрочем, бабушка М больше беспокоилась о Филиппе. Это он должен был привести в дом жену. Она станет Мэллори, тогда как я, выйдя замуж, лишилась бы этой прославленной фамилии. Я не сомневалась, что бабушка М не без опаски вспоминала появление в усадьбе Флоры Крессет. Верно, она подарила бабушке М внука и внучку, но хрупкость Флоры стоила ей сына, которого, по выражению самой бабушки М, «прибрала к рукам эта голландка».
После второй женитьбы сына она доброго слова не сказала о голландцах.
– Но, бабушка, – напомнила я ей, – вы же говорили, что некоторые лучшие картографы родом из тех краев. Да и первые географы… Сам Меркатор был фламандцем. Подумайте о том, чем мы ему обязаны.
Бабушка М явно разрывалась между радостью, которую всегда испытывала, когда я проявляла интерес к нашему семейному делу, и чувством раздражения, которое охватывало ее всякий раз, когда ей противоречили.
– Это было давным-давно. К тому же именно голландец был первым, кто стал скупать старые черно-белые карты и раскрашивать их, а потом продавать за большие деньги.
– Что с успехом повторяли его последователи, – вставила я.
– Какая же ты упрямая! – бабушка М произнесла это не без удовольствия в голосе и сделала то, что делала всегда, когда чувствовала, что не сможет
