я легонько сжала ей пальцы, коротко, лишь для соблюдения обычая. Ее кожа была белой и прохладной, словно мрамор.
– Она пойдет с тобой, царевна, – сказала Гелика.
– Нам повезло, что ты знаешь ее язык, – с улыбкой поблагодарила ее я.
– Совсем немного, – ответила та, – я выучила его давно и многое позабыла.
Она все еще стояла, вцепившись в тяжелые складки своего платья. Я снова поблагодарила ее и умоляюще посмотрела на Нефрет и Нааму:
– Нам нужен посредник, чтобы с ней говорить. Пошлите к отцу за ее переводчиком.
Мне показалось странным, что госпожа Даксури не знает ни слова на нашем языке. На ее месте я бы поспешила выучить язык своей новой родины, чтобы не зависеть от милости чужестранцев. В отличие от меня, она не позаботилась даже о том, чтобы выучить торговое наречие, – еще одна глупость со стороны того, кто отправляется в далекий путь.
Но с помощью Гелики я по крайней мере смогла выполнить свой долг перед новой отцовской женой. Я провела госпожу Даксури через лабиринт дворцовых покоев, образованный бесчисленными пристройками, непрестанно добавлявшимися, чтобы угодить каждой новой царице. С колхидянкой я оставалась только до тех пор, пока не убедилась, что она не выказывает недовольства своими покоями, а затем поспешила в гаремный сад во внутреннем дворе. Там женщины моего отца, словно цветы, склонившись друг к дружке, жалили новую невесту словами, острыми, будто колючки. Когда я вошла, болтовня на миг прекратилась, а потом они поняли, что это всего лишь я, и продолжили.
– Ночные вороны, – сказала Адафь, – а она – воронья царица. Наш царь любит яркие слова и яркие наряды, ей тут ничего не светит.
Из группки иудеек послышались слова Ешары, едкие, словно уксус:
– Никому из нас тут ничего не светит, что уж говорить об идолопоклоннице из какой-то глухомани.
– Наши боги по крайней мере не стыдятся показывать свои лица, – отрезала Адафь.
Собачки Меласадны, раззадоренные громкими голосами, залаяли. Эти настойчивые визгливые звуки, перекрывая злобные замечания, напомнили женщинам о том, кого они обсуждают.
– Надеюсь, это не единственный ее наряд, а то черный на свадьбе – к несчастью.
– Да эта невеста сама по себе – несчастье. Видели, как она смотрела на нашу царевну? Не удивлюсь, если она прокляла ее.
– Не завидую я ее девицам-служанкам. Или это у нее мужчины-служанки?
– Мужчины в женских одеждах… Даже если они на самом деле не мужчины, все равно, так одеваются только жрецы Дагона, а уж с ними-то все понятно.
– Несладко придется нашему царю, когда обо всем этом узнает новый пророк. Черные собаки, да еще и…
– Несладко придется нашему царю в брачную ночь, – сказала царица Наама, и услышавшие это засмеялись.
– Но тебе, Наама, никогда не было дела до собак, – тихо сказала Меласадна.
Я жестом подозвала Нимру и Кешет.
