вниз. Дед с бабкой тихо читали на диване при свете маленькой лампы. Она втиснулась между ними, только что не сев к ним на колени.
– Что с тобой, детка? – спросил дед. – Не бойся.
– Я и не боюсь, просто запуталась.
Да и поговорить ей не с кем.
– Из-за войны?
Татьяна нахмурилась. Рассказать им невозможно. Она спросила:
– Деда, ты всегда говорил мне: «Таня, у тебя так много впереди. Наберись терпения». Ты и сейчас так думаешь?
Дед помолчал, но она и без того знала ответ.
– Ох, деда, – жалобно протянула она.
– Ох, Таня, – отозвался он, обнимая ее за плечи. – За одну ночь все изменилось.
– Похоже, что так, – согласилась Татьяна.
– Может, тебе следует быть менее терпеливой?
– Я тоже так считаю. Боюсь, терпению придается слишком большое значение.
– Но это все же добродетель, причем крайне необходимая. Вспомни три вопроса, которые я советовал задавать себе, если хочешь знать, кто ты.
Зря это он. Сегодня Татьяне нет дела ни до каких вопросов.
– Деда, вся добродетельность в нашей семье досталась тебе, – едва заметно улыбнулась она. – Остальные явно обделены.
– Это все, что у меня есть, – вздохнул дед, качая седой головой.
Татьяна легла, думая об Александре. Он не просто поведал ей свою жизнь, а утопил с головой в беспощадной действительности, как утопал сам. Слушая его, Татьяна затаила дыхание. Рот оставался чуть приоткрытым, чтобы Александр смог вдохнуть свою печаль в ее легкие. Он нуждался в ком-то, способном разделить с ним бремя жизни.
Нуждался в ней.
Татьяна надеялась, что готова к испытаниям.
Она не хотела думать о Даше.
В среду утром, по пути на завод, Татьяна увидела пожарных, устанавливавших кадки с водой и песком, и новые гидранты. Неужели ожидаются пожары? Значит, бомбы сожгут Ленинград?
Представить невозможно. Так же невероятно, как существование Америки.
Смольный старательно окутывали маскировочной сетью, выкрашенной зеленым, коричневым и серым. Что будут делать рабочие с объектами, которые труднее прикрыть, но и распознать с воздуха тоже нелегко: шпилем Адмиралтейства, Исаакиевским собором? Пока что они сияли в своей первозданной красе.
Перед уходом с работы Татьяна старательно вымыла руки и лицо, долго расчесывала волосы, пока они не заблестели. Утром она надела цветастую юбку и белую блузку с короткими рукавами и белыми пуговичками и сейчас, глядя на себя в зеркало, никак не могла решить, на сколько лет выглядит. Двенадцать? Тринадцать? Ах, все равно. Только бы он дождался!
Она поспешила на остановку. Там уже стоял Александр.
– Мне нравятся твои волосы, Таня, – улыбнулся он.
– Спасибо, – пробормотала она. – Жаль, что от меня несет смазкой и бензином.
– Только не говори, что опять делала бомбы! – шутливо закатил он глаза.
Она
