и перо, а затем принялся за работу.
Колокола церкви Святой Марии Вулнот как раз пробили двенадцатый час пополудни, когда Овидайя, крепко прижимая к груди свежие документы, свернул на улицу Эксчейндж-элли. Вообще-то нельзя было сказать, что это аллея или улица – это место с трудом можно было назвать даже переулком. Это было хитросплетение из шести или семи проходов, которыми можно было быстро попасть от Королевской биржи, расположенной на Корнхилл, к проходившей чуть южнее Ломбард-стрит. В этом весьма неуютном лабиринте домов с покосившимися от ветра крышами сначала поселились ломбардские ювелиры, позднее – биржевые торговцы. Овидайя знал здесь каждый закоулок и, спеша по Эксчейндж-элли, по пути здоровался со многими мужчинами. Когда навстречу ему попался один из посыльных, сновавших между кофейнями и биржей, он поднял руку и подозвал мальчика:
– Эй ты, иди сюда!
Парень, на вид лет тринадцати, поправил свой грязный и, наверное, завшивленный парик и в ожидании уставился на Овидайю.
– Пойди на биржу и узнай последние котировки на гвоздику. Я буду ждать в «Джонатане».
Овидайя протянул ему фартинг. Парень взял его и быстро спрятал в карман.
– Будет сделано, сэр, – ответил он и исчез в толпе.
Овидайя пошел дальше и наконец оказался у кофейни Джонатана. Когда он вошел в забитую до отказа комнату, в нос ему ударили ароматы табака, кофе и волнения. В то время как некоторые гости сидели за столами, читая «Меркюр Галант» или другие финансовые журналы, большая часть посетителей была на ногах. Они стояли небольшими группами вокруг биржевых торговцев с блокнотами и восковыми дощечками, пытаясь перекричать друг друга. Овидайя протиснулся мимо них к стойке.
– Большую чашку кофе, пожалуйста.
– Разумеется, мистер Челон, – ответил хозяин. – Сейчас принесу, только для начала открою новый бочонок.
Овидайя наблюдал за тем, как хозяин взгромоздил на стойку небольшой бочонок, пробил его и налил холодный кофе в несколько чайников. Затем Овидайя выудил из кармана сюртука кофейную монету с изображением султана Мурада и протянул трактирщику. Тот моргнул, а затем покачал головой:
– Сожалею, сэр. Эти мы не принимаем.
Вместо той монеты он протянул хозяину кофейни двухпенсовик, на сдачу получил еще одну бронзовую монету, опять же с изображением турка. Этот, впрочем, был не настолько мрачен, как Мурад Кровавый. Надпись сообщала, что это Сулейман Великолепный. Дожидаясь, пока нагреется кофе, он заметил, что кофейня порядком опустела. Человек, с которым он собирался поговорить, еще не пришел. Овидайя прошел к одному из столиков, сел на скамью напротив двух мужчин, просмотрел несколько писем, уже не первый день лежавших у него в карманах, а затем принялся рассматривать мужчин. Их дорогие, однако уже вышедшие из моды сюртуки и слишком вычурные для выхода в кофейню парики выдавали в них
