моя ладонь. Махонькая. Вот кто-то и рассказал князю Потемкину, мол, у приезжей к мужу генеральши туфелька китайской мандаринше на зависть. Видали? Нет, отвечает тот, но захочу, посмотрю. Передали Дунину. Он в тот же день жену собрал и на подводе – домой. А так немногие делали. Все князю своих супруг подложить хотели. Для чинов. – Наталья Ивановна вздохнула. – Ну да князь был человек сердечный. Понял свою оплошность. Прости, говорит, брат Дунин, не за тех вас с женой принял. Вертай, говорит, подводу. Будете жить со всяким уважением. Вернулись. И с тех пор нашу Марию Дмитриевну только на руках не носили. Как штурм – ее в безопасное место. Была вроде талисмана. В восемьсот четвертом году муж ее помер. Детей семеро. Богатства не меряно, поместья аж за горизонт уходят. Она по-старому командовала. Дочек замуж отдала. Все они здесь, как яблоки возле яблони, и попадали. Близко живут. И вдовую племянницу к себе взяла. Не сохнуть же веточке вдали от дерева.
Наталья Ивановна замолчала.
– Все, что знаю. Не обессудь, если мало.
– Достаточно, – Бенкендорф кинул. Ему было о чем призадуматься. – Я зван к ней на Крещение.
– Большой успех, – кивнула княгиня. – Она чужаков не любит. Уже и прикинула, за кого племянницу выдать, чтобы, значит, тоже невдалеке и для семьи польза была.
– За кого? – Александр Христофорович напрягся.
– Да за Романа, за Шидловского. Хозяина Лысой Горы. Там глины дивные. А у Дуниной – стеклянный завод. Смекаешь?
Смекать-то он смекал. Но зла не хватало. Значит, за глины?
– А этот Шидловский не родственник Марье Ивановне, изюмской предводительше?
– Брат мужа. Отставной прапорщик. Еще у них винокуренные заводы, мельницы, испанские овцы тонкорунные. Да и чего только нет! Дунина как-то мне призналась, что ошибкой выдали Лизавету за русского, ну из центральных губерний. Он все пропил, прогулял, да и сам сгинул. Теперь вдова с двумя детьми никому не нужна. Хуже того – досадна. Без копейки, на чужой каравай. Если будут снова сватать, то поблизости. И чтобы прибыток был.
Очень утешительно! Бенкендорф уже знал, что от него прибыток – шерсти клок.
– Наталья Ивановна, – взмолился он. – Введите меня в этот дом. Я хоть и приглашен, но не в своей тарелке. Никто меня не знает…
– Нет ничего проще, – рассмеялась княгиня. – Надо для начала поехать к Шидловским. С ними вы ближе?
О да! С предводительшей. Но этот хозяин стекольных глин портил всю картину.
К Шидловским поехали на другой день. Шурка думал, что в Мерчик, и заранее дергался. Там дворец, как в Версале. Людовик XIV на выселках! Но оказалось – дальше, в Кунье. Наследники не одобряли отцовской расточительности, каждый выбрал себе имение и пустился в коммерцию, не забыв отгрохать собственный замок.
Это прущее в глаза богатство и удивляло, и злило генерала. На какие шиши? Мужичков загнали на месячину?[17] Заложили земли
Месячина – род барщины, при которой у крестьян отбиралась почти вся земля, а сами они целую неделю работали на помещика. Была распространена на Украине с ее черноземными почвами. В других регионах страны барщина по закону не могла превышать трех дней.
