обо всем: о наших предках она говорила с таким же благоговением, как о святых и ангелах. Я никогда по-настоящему не верил ее рассказам обо мне в том виде, как она их излагала всем, но со временем понял, что для нее это была ее собственная история. Мое зачатие и рождение, мое погружение в видение мира и мое возвращение к ней, к древним верованиям и практикам – все это было про нее. И в чем-то очень важном она была права. Все это действительно было о ней. Ее рассказы были выражением веры – веры в себя. Видеть, как она проживает свою жизнь с такой верой, было для меня величайшим из всех уроков. Вера проявлялась в том, что она воздавала должное Богу Отцу и препоручала себя воле Пресвятой Девы Марии. Проявлялась она и в постоянных просьбах к святым помочь ее благому делу. Она проявлялась так, потому что ей необходимо было так проявиться, – но власть над людьми и событиями в ее видении ей давала вера в себя. Эта вера оживотворяла ее историю. Эта вера давала жизнь больным. И именно эта вера дала жизнь мне.
Сарита сразу узнала эту пару. Женщиной, содрогавшейся в любовном экстазе, была она сама – давно это было, еще до рождения Мигеля. Женщина была нага и полна страсти. Еще не старая Сарита оседлала бедра мужа и стонала от наслаждения. Тела обоих вспотели от любовной борьбы и блестели. Старая женщина смотрела на них, глаза ее наполнились слезами. Она беззвучно произнесла имя мужа и улыбнулась, погрузившись в прошлое.
– Хосе Луис, – проговорила она, на этот раз вслух. – Mi amor… Mi cariño[15].
Рядом с кроватью, на границе тусклого света свечи, молча стояла таинственная Лала – почти так же она перед этим появилась у дерева. Некоторое время она бесстрастно наблюдала за парой. Ей и в самом деле малоинтересно было то, что происходило у нее перед глазами, и она заговорила со старухой, сидевшей в углу, голосом экскурсовода, показывающего публике в ботаническом саду образчики общеизвестных видов растительного мира.
– У нее неплохое тело для женщины, которой стукнуло пятьдесят, – без всякого выражения заметила она.
– Сорок два, – поправила ее Сарита. – Но посмотри на него! Я уж и забыла…
Она вздохнула и отвела взгляд от зрелища, смотреть на которое становилось неловко.
– Он был еще совсем ребенок, – сказала Лала.
– Ему было уже далеко за двадцать, – защищаясь, ответила Сарита.
– А когда ты вышла за него?
– Ну, тогда ему было уже далеко за десять. Очень даже далеко за десять.
– А ты-то была зрелой женщиной, матерью девятерых детей. Девятерых!
– Он так в меня влюбился…
– Он влюбился в свое представление о тебе – и мы обе это знаем. – Лала глядела Сарите в глаза, не обращая внимания на парочку в постели. – Попал под чары. Куда было бедному парню деваться!
– Представления – это все, – тихо и задумчиво произнесла Сарита.
– Я рада, что ты
Любовь моя… Дорогой мой
