стали звать детей домой. Мама стояла в дверях, но она была слишком далеко, чтобы увидеть, что мы делаем. По тротуару ветер гнал синие, зеленые, красные, желтые и оранжевые обертки.
Обычно мы с мамой ели отдельно. Когда я бывала у папы, мы ели все вместе перед телевизором, но мама говорила, что это варварство.
– Он пил? – спрашивала мама. Она была убеждена, что папа алкоголик; она думала, я не помню тех лет, когда ему приходилось раньше уходить с работы, потому что я звала его и говорила, что мама еще спит на диване в пижаме, а кофейный столик заставлен пивными банками и бутылками; папа с мрачным выражением лица молча все это выбрасывал.
Мама стоит, прислонясь к косяку, и смотрит на меня.
– Ты сегодня играла с этими девочками?
– Нет. Бобби играл.
– Ну, это похоже на правду: за этим мальчишкой никто не следит. Я помню, как его отец учился со мной в школе. Я тебе рассказывала об этом?
– Угу.
– Он был красивый парень. Бобби тоже красивый, но держись от него подальше. Думаю, ты слишком много с ним играешь.
– Я почти совсем с ним не играю. Он весь день играл с этими девочками.
– Он что-нибудь говорил о них?
– Сказал, что кое у кого предрассудки.
– Он так сказал? От кого только он это услышал? Должно быть, от своего деда. Послушай меня. Теперь никто так не говорит, кроме сущего сброда, и на то есть причины. Из-за этой семьи погибли люди. Ты просто не помнишь. Много-много людей умерло из-за них.
– Ты про Бобби или про девочек?
– О них обо всех. Но особенно о девочках. Он там ничего не ел?
Я посмотрела в окно, притворяясь, что меня что-то заинтересовало во дворе, потом, слегка вздрогнув, словно проснувшись, снова на маму.
– Что? Нет-нет.
Она искоса смотрела на меня. Я делала вид, что ничем не озабочена. Мама красными ногтями постучала по кухонному столу.
– Послушай, – резко сказала она, – идет война.
Я закатила глаза.
– Ты ведь даже не помнишь? Да где тебе помнить, ты только училась ходить. Но когда-то эта страна не знала войн. И люди даже то и дело летали в самолетах.
У меня вилка застыла на полпути ко рту.
– Да это же глупость?
– Ты не понимаешь. Все так делали. Это был обычный способ перебраться с одного места на другое. Твой дедушка часто так делал, и мы с твоим отцом тоже.
– Ты бывала в самолете?
– Даже ты бывала. – Она улыбнулась. – Так что вы не слишком много знаете, мисс. Мир был безопасным, а потом однажды перестал. И все начали эти люди.
Она показала на кухонное окно, прямо на дом Миллеров, но я знала, что она имеет в виду другое.
– Да это просто две девочки.
– Ну, не они, но страна, откуда они приехали. Вот почему я хочу, чтобы ты была осторожна. Невозможно сказать, что они там делают. Пусть маленький Бобби и его дед-радикал говорят, что у нас предрассудки, но больше сегодня так никто не говорит. – Она подошла
