style="font-size:15px;"> – Пусти меня! Мне жарко!!
Он только смотрел, сжимая её точно в раскалённых тисках.
– Открой окно! Ну, пожалуйста, открой окно! Разве тебе не жарко?!
– Мне жарко, – проговорил он медленно, – но не потому, что окно закрито.
Всё же её план удался: он выпустил её и шагнул к окну, а Надя бросилась к двери и включила свет. Прохладный ветер, ворвавшийся с улицы, немного остудил обоих.
Кидан перевернул пластинку, и мелодичный сладостный мужской голос запел:
Oh, baby
It isn't always easy
We've been through a few hard times
But when we stick together
There's no mountain we can't climb
With all that we've been through
And everything we've done
Nothing comes between us – we stand as one
United in love – there's nothing we can't rise above
United in love – whatever happens to us
United in love – we'll always be
United in love – so united
And if you reach your hand out
But your dreams just seem too far
Stand upon my shoulders
And you can touch that star
o-oh, baby…
Затем он подошёл к ней – черты лица разгладились, глаза смотрели внимательно и ясно.
– Я с юга, ти с севера, поэтому, да? – спросил он совсем иначе, богатство оттенков придавало его голосу волнующую мягкость. «О, если бы он только говорил!» – Я горячий, а ти – холёдная. Я тебя так чувствую, сам не понимаю! Ти подходишь к мне. Да, сериозно, ти такой симпатичний, не толстий. Мне нравится, сериозно. Надя, ми подходим друг другу, – он повторял это, словно заклинание, пытаясь убедить её в том, что казалось ему очевидным. – Ми подходим друг другу.
Ещё прошлый раз, когда он впервые обнял её, ему показалось, что это тело со всеми его изгибами и плавными линиями, как будто специально создано для его рук. Это было странное, пронзительное чувство, но он не знал, как точнее передать его по-русски.
Она осторожно присела на краешек стула. Вот таким он ей очень нравился, а его слова отзывались где-то глубоко, в самой сути её души. Кидан склонился над ней – глаза в глаза, потянулся к губам, но она ловко увернулась. Он сел рядом и попытался пересадить её к себе на колени, ухватившись за карман брюк. Ткань треснула.
– Брюки порвал!
– Извинитсе, – произнёс он с чарующей улыбкой. – Ти сам виноват. Не хочу! Не хочу! Всё – не хочу. Так не нравится. Так не нравится. Скажи мне: как ти хочешь?
– Я хочу на улицу.
– Ува! – только что весёлое лицо его исказилось гневом. – Надя, если ти так, я буду вступать по-другому!
Она вскочила, но он тут же бросился к ней и заключил в объятья, не отпуская. Силы были слишком неравны. Как она раньше не рассмотрела, что он такой рослый (на голову выше) и крепкий. Его плечи, грудь, руки на ощупь были точно из железа. Её глаза сделались круглыми и обиженными, как у ребёнка. Он внутренне усмехнулся: как она может так притворяться? Что-то похожее на сомнение и сочувствие впервые шевельнулось в его душе.
– Эре, что с тобой, успокойся! Ти всё против, эрочка.
– Я не Ирочка! Меня Надей зовут! – возмутилась
