а он их замечает. Был ли он им? По крайней мере, наблюдатель камеры слежения не смог бы четко сказать, что он именно оттуда, если бы увидел только эту сцену во всех деталях. В это время тот самый прохожий, который умел обмануть своим спокойствием почти любую камеру мира, был не так уж и равнодушен ко всему окружающему. Он шел на назначенную встречу и думал: "Позвали меня и Отто, как ни странно. Интересно, что могло случиться такого особенного, что нас обоих уже принимают за такими стенами?" Потом он поймал себя на мысли, что сам Отто наверняка подумает о том же. И точно так же ничего не скажет. Слишком много могут предложить те, кто раньше предпочитали обходить вниманием любые их усилия. И он отогнал от себя такие мысли.
***
Перед началом собрания Вольф не хотел думать о собственной жизни, как о частях, состоящих из морали, поступков, воли, удачных или не удачных решений. Его понимание долга, казалось, давно уже стало мерилом всей жизни. Если бы он стал нарушать законы, у него скорее получилось бы полностью потерять здоровье, чем сделать что-то существенно плохое. Нельзя сказать, что он никогда не пробовал, прежде чем утвердиться в этом мнении о собственной натуре. Даже некоторые небольшие шаги в сторону сомнительных поступков, которые кто угодно простил бы себе и другим все же для него были почти недоступны. Он даже знал, что откажет не воля, а здоровье. Вольф считал такую странную особенность собственного организма привычкой быть человеком долга и мужчиной настолько, что за годы работы в таком ритме его организм уже отказывался от чего-то другого.
– Привет, Отто, – сказал Вольф своему приятелю, которого встретил в коридоре. – Сегодня будет бой или научная конференция?
– Добрый день. Разум за то, чтобы в зале собрались защитники и те, кто способен оценить высокую квалификацию.
– Ты думаешь, что он победит?
– Я знаю, что сегодня там будут прекрасные контрразведчики. Но если по окончании встречи дух разума окажется в проигрыше, я буду считать, что настоящие офицеры или еще не выросли, или погибли где-то далеко, стремясь защитить столицу от варваров.
– Ты так зол из-за прошлых обид или тебя что-то пугает сейчас?
– Вольф, ты знаешь, что мы должны стать людьми, которые способны отблагодарить, если у нас остался долг чести.
Они повернули налево. В коридоре с белыми стенами большинство дверей было закрыто. На повороте стоял часовой, он поприветствовал офицеров, когда они быстрым шагом проходили мимо.
– Ты относишься к этой проблеме как к обязанности? – Отто спросил, почти не слушая ответа. Он хорошо знал Вольфа и считал, что у того бывают приступы меланхолии, когда он нуждается в разгрузке в виде поддакивания друга по вопросам мелких и не служебных дел. Сам он считал себя хорошим другом, хотя признавал своего коллегу немного сухим человеком.
– А как еще я могу воспринимать саму мысль о том, что придется делать программу ради проявления порядочности или отказаться от нее, нарушая кодекс чести?
– Тебе кажется, что контрразведчиков можно всегда причислить к людям чести?
– О… Ты напоминаешь о неприглядных делах, без которых в этой профессии не обойтись?
– Пожалуй, если и да, то я не прав. Иногда мне кажется, что повышенная секретность заставляет нас слишком мало объяснять даже самим себе мотивы наших поступков. Слушая других и пытаясь почти физически быть им подобными из соображений собственной безопасности, перестаешь оперировать понятиями о доблести по отношению к собственной профессии. Раб умения скрываться перестает контролировать все умные способы отойти в безопасное место. Хотя такое поведение кажется достойным экологически чистого хамелеона, оно порочно и потому уводит от естественного для природы выживания.
– Попытки обмануть самого себя ради того, чтобы вжиться в роль сомнительного типа, так удались, что забываешь об уважении к профессии в целом?
– Я этого не говорил. Скорее, я считаю, что большинство мусора могло бы быть отметено, если бы мы больше ценили высокое предназначение нашей профессии.
– Когда оно оправдано, Вольф.
Их нагнал Дитрих фон Хайнике.
– Раньше времени прихожу не только я, – проговорил он.
– Только не говорите, что сегодня к нам пригласят каких-нибудь весьма сомнительных личностей, за поведением которых мы будем наблюдать из темноты или в режиме дистанционного наблюдения, – сказал Вольф.
– Это встреча, которую готовил мой шеф, но не я лично, – парировал Дитрих. – Его квалификацию, естественно вы не будете подвергать сомнению?
Вопрос был поставлен слишком жестко, чтобы не задеть Вольфа Шпетербаума. Они уже проходили в зал для будущей встречи. Отто Буркхард привычно занял места слева, где по традиции располагались офицеры бывшей ГДР. Она сохранялась с тех пор, когда Штази
