кстати, не собираешься писать мемуары?
Алиса покачала головой:
– Слишком обременительно.
– Вспоминать?
– Нет, вспоминать и даже выдумывать – это несложно. А вот готовить публикацию, раскручивать… Мне и так трудно примириться с тем, что мои романы не пользуются большим спросом. А представь, каково это будет: написать автобиографию, подвести итог всему, что увидено, и прочувствовано, и постигнуто, и выстрадано за пятьдесят с лишним лет…
– Так уж и пятьдесят!
– Отсчет ведется от шестнадцати лет, ты же знаешь. До той черты я была несознательной и за себя не отвечала.
Вероятно, здесь и коренилась Алисина поразительная, непоколебимая уверенность в себе. Раз в несколько лет она проводила черту под тем, что было прежде, и объявляла, что снимает с себя всякую ответственность. В истории с Дереком она повела себя точно так же.
– Продолжай.
– …а потом обнаружить, что никому до этого нет дела, кроме самых стойких читателей. Да и тех уже кот наплакал.
– А ты добавь побольше секса. Публика любит, когда старые…
– Клячи? – Алиса подняла бровь. – Перечницы?
– …перечницы вроде нас с тобой благопристойно рассуждают о сексе. Мужики в старости выглядят бахвалами, когда расписывают свои победы. А старушки – отважными.
– Допустим, но для этого нужно иметь кое-что в активе: романы со знаменитостями. – (Дерек никак не мог претендовать на эту роль. Щелкопер Саймон тоже. А собственный издатель и вовсе не в счет.) – Это первый вариант, а второй – какие-нибудь особо изощренные гадости.
Джейн про себя решила, что подруга чего-то недоговаривает.
– А Джон Апдайк – чем тебе не знаменитость?
– Да ведь он мне только подмигнул.
– Алиса! Я своими глазами видела, как ты сидела у него на коленях!
Губы Алисы тронула натянутая улыбочка. Она прекрасно помнила тот эпизод: у кого-то из знакомых была квартира в Маленькой Венеции{5}, собралась обычная компания, поставили долгоиграющую пластинку, в воздухе поплыл дурман, кто-то привел заезжего писателя, и она вдруг проявила несвойственную ей вульгарность.
– Я сама подошла и села к нему на колени. И он мне подмигнул. Все, точка.
– Ты же сама рассказывала…
– Ничего подобного.
– Ты ясно дала понять…
– Обыкновенное тщеславие.
– То есть?
– То есть он сказал, что утром ему рано вставать. Париж, Копенгаген и далее везде. Рекламная поездка. Сама понимаешь.
– Аналог головной боли.
– Вот именно.
– Ничего страшного, – продолжила Джейн, старательно пряча внезапный прилив веселья. – Я всегда считала, что писателю интереснее, когда все идет наперекосяк, а не по плану. Единственная профессия, где личный крах можно использовать к собственной выгоде.
– Я
