хорошая. Небось спортсменка?
– Да, вроде того.
– Проходи, присаживайся. Телом ты здорова и ликом хороша, что же тебя привело сюда?
– Бабушка, я жить не хочу и руки на себя накладывать боюсь.
– Камушек на душе?
– Это не камень, это глыба какая-то, и носить его у меня уже нету сил.
– Да что же это за беда с тобой приключилась, что и свет белый стал не мил.
– Если я вам расскажу, кто я такая, вы меня не выгоните?
– Убийца?
– Да, убийца. Я надзиратель женской тюрьмы.
В комнате наступила гнетущая тишина. В мыслях испросив у Господа благословения, дабы не осудить в душе пришедшую, я тихонько взяла её за руку, прижала к своей груди и, глубоко вздохнув, промолвила:
– Я тебя очень внимательно слушаю.
Она сразу как-то осунулась, тело, до этого постоянно находившееся в напряжении поникло, и из больших глаз потекли обильные слезы. Немного пошмыгав носом, она начала своё повествование.
– Зовут меня Ольга. Мне 45 лет. Родилась и выросла в глубинке России в поселке городского типа, жители которого в основном работали на зоне, находящейся в пяти километрах от поселка. Нас у отца с мамой трое детей. Мать всю жизнь проработала санитаркой в больнице, а отец в охране на зоне. Жили в двухкомнатной квартире в большом, барачного типа, доме. Своего рода, ведомственное жильё для работников тюрьмы. По окончании школы я в областном центре закончила училище на швею и вернулась домой. Дальше учить меня было не за что. Да и младшие наступали на пятки. Ростом, силой и здоровьем, как видите, я удалась на славу. Мать с отцом не знали, как меня прокормить. Ела всё подряд, что только можно было есть. Замуж не предлагал никто и близко. Кому такая громадная нужна. Однажды мать в сердцах, увидев пустую кастрюлю из-под борща, не выдержала и упрекнула в том, что я скоро и их поем. Она права. Прокормить такую корову на их мизерные пенсии невозможно. Я и решилась. На другой день, надев что-то более-менее хорошее из одежды, я пешком направилась в зону. Думаю, может возьмут хоть посуду мыть, а вышло всё по-другому.
В воротах спросили: Зачем пришла? И услышав, что хочу устроиться на работу, молодые солдатики, захихикав пустили на территорию. Стало страшно. Меня привели сразу к начальнику колонии. Небольшой, хлипкий мужичок с колючим, холодным взглядом окинул меня с ног до головы, как вещь на рынке. Потом кому-то что-то приказал по телефону, пригласил меня посидеть и подождать. Вскоре в кабинет вошли две здоровые тётки и ввели в наручниках девчушку, больше похожую на озлобленного мальчика. Мне в руки дали дубинку.
– Сможешь её ударить?
– А зачем?
– Просто ударить, и всё. Не думая, зачем.
– Нет, не смогу.
И вдруг этот злой комок начал визжать и материться.
– Ага, что ссышь? Да я бы тебе эту дубинку вогнала по самое не хочу.
Девочка начала матерно ругаться. Я остолбенела, а потом, ухватив дубинку,
