молчишь, только узкие плечибеззащитно белеют в ночи.
Поцелуи… Бессвязные речи…
И вино… И огарок свечи…
Я уеду, уеду, уеду!
Мне милее мундир голубой,
чем глаза твои синего цвету.
Не проси – не останусь с тобой!
Конь копытом бьет мерзлую землю.
Ни тебе, ни себе не совру…
Но зачем же, скажи мне, я медлю
и целую тебя на ветру?..
Ближе к десяти часам, когда солнце уже склонялось на покой, по дороге, ведущей в его имение, появилась карета.
Эта была старинная повозка, в коих ездили, лет этак триста назад. В уходящих лучах солнца сверкали, будто золотом, колесные спицы, крыша и двери. Вот уже стал слышен скрип колес и топот четверки вороных коней, вот карета с разбегу въехала на близкий мосток и благополучно миновала его, и вот теперь на всех парах неслась прямо к воротам имения.
Викентий Гаврилович не успел даже вскочить со стула, а карета уже стояла у деревянных ворот.
Теперь он имел возможность совсем близко рассмотреть ее. Она была темно-вишневого цвета, вся лакированная, а спицы, крыша и двери были как из чистого золота. За оконным стеклом висела зеленая занавеска, из-за парчовых складок которой проглядывал важный мужской профиль.
С облучка спрыгнул на землю слуга-возница и почтительно распахнул дверцу кареты. Из нее вышел бородатый мужчина, одетый, несмотря на теплый весенний вечер, в богатую волчью шубу. Издали он так пронзительно глянул прямо в глаза капитану Передрягину, что тот даже вздрогнул.
Незнакомец подошел к высокому крыльцу и, не всходя на ступеньки, свысока кивнул стоящему наверху хозяину.
– Разрешите переночевать в вашем доме, – сказал он капитану.
Передрягин растерялся, ибо уже лет десять никто у него не останавливался.
– Всего одну ночь, Викентий Гаврилович, – уточнил чернобородый. – Я думаю, что не потесню вас. А вот отблагодарю – достойно.
Передрягин растерялся вконец:
– Простите, сударь, мы разве знакомы?..
– Как сказать… – усмехнулся тот.
– А у меня такое чувство, – сказал встревоженный капитан, – что мы уже где-то с вами встречались…
Незнакомец подтвердил:
– Конечно, встречались! Да вот познакомиться недосуг было. Так что разрешите представиться – Вольнор.
Капитану отчего-то стало зябко. Поеживаясь, он уточнил:
– А – по батюшке?..
Приезжий взглянул на растерянное лицо Передрягина и добавил, снова усмехнувшись:
– А не надо ни по батюшке, ни по матушке. Только по имени…
– Ну что ж… Очень приятно-с… – пробормотал капитан. – Чего же мы тогда стоим? – и суетливо пригласил Незнакомца в дом.
Взяв с сундука в прихожей зажженный канделябр, Передрягин вошел вслед за Вольнором в гостиную и поставил свечи на стол. Осмотрелись оба… Передрягин снова ощутил досадное чувство унижения: гостиной ведь
