А ведь хоть и выглядит неплохо, но уже в возрасте – лет за сорок. Действительно, есть ли у неё муж, дети, или, может, до сих пор живёт с крепкими ещё, считающими её девочкой, родителями?.. А мужчина любимый? Любовник? Если вот так судить, зная её только в роли секретарши, то легко можно решить, что это робот, которому больше ничего и не надо, кроме исполнения установленной программы… Да и не вспомнить даже, как её зовут – сперва Чащин всё путался, называя то Алёной, то Аней, а она ни разу его не поправила; потом он и вовсе перестал в разговорах с ней упоминать её имя – и без имени как-то неплохо получалось. Для делового разговора имена, в сущности, не нужны… Кстати, секретарша тоже не слишком часто называла его по имени, тоже без усилий обходила эту деталь.
Хм, может, дать ей максовскую анкету? Там есть ограничение по возрасту – тридцать пять лет, но вдруг у неё прокатит. Сохранилась-то действительно классно… Дать анкету, предложить попробовать всё изменить. Рассказать про Макса с камерой, софу, возможность работы за границей… Вот, наверно, перепугается… Нет, а если молча протянуть? Она начнёт с серьёзным видом читать, вникать, подумает, что по журналу, а потом… Чащин хохотнул, тут же опомнился, кашлянул, возвращаясь в своё обычное состояние. Сложил в стопку бумаги, взял мобильный и пошёл обедать.
Столовая была закрытая, лишь для сотрудников фирм, располагающихся в этом здании. Потому и блюда дешёвые. Суп – шестнадцать рублей, второе – в среднем полтинник, салатики – в районе двадцати. Компот, кисель из вишни за десятку, слоёные пирожки в ассортименте…
Чащин сидел за квадратным столом на четырёх человек. Остальные три места занимали молодые люди, мало чем от него отличающиеся: деловые костюмы, аккуратные причёски, галстуки традиционно во время обеда засунуты между пуговиц белых рубашек, чтоб не залезли в суп… Этих молодых людей, как и большинство остальных посетителей столовой, Чащин знал в лицо, но где работают, как их зовут, никогда не интересовался. Да и что интересного?..
– Как, Юр, обживаешься? – спрашивал один, лет двадцати пяти, рыжеватый, плотненький и, видимо, очень по жизни энергичный. – Давно тебя что-то не видели…
– Да сложно, сложно пока, – уныло отвечал другой, темноволосый, сухощавый. – Тяжело, если честно.
– М-м! Зато, слышали, и зарплата недетская.
– До неё дотянуть надо…
– Я тут читал, – вступил третий, тоже чернявый, с родинкой над левой ноздрей, – что если за двадцать дней не адаптируешься к новому месту, то это сто процентов уже всё. Дальше сплошные косяки, стрессы, и в итоге…
– А ты сколько там, Юр? – перебил рыжеватый.
– Я… Две недели ровно.
– Это, значит, четырнадцать дней.
– Десять рабочих, – скороговоркой поправил сухощавый.
– Ну, так или иначе – экватор.
– Критический момент, – подтвердил с родинкой. – Не впишешься в систему, в коллектив – и писец.
Сухощавый перестал
