женские руки и поправили голову. Глеб не поднимал глаза на поправлявшую женщину, и поэтому ему казалось, что руки существуют сами по себе. На диване осталось большое влажное пятно по контуру туловища, и он почувствовал тошноту. Как сквозь вату, до него доносились голоса женщин, обряжающих покойницу. Выделялся звонкий голос распорядительницы, поглощая все остальные звуки и слова.
– Господи, кто же так делает – покрывалом укутали, а веревки с ног не сняли! Куда тащишь ножницы, развязывать надо, а не резать! Вот так-то лучше. Челюсть бинтом подвяжи, аккуратнее, чтоб незаметно было. Не получается у тебя потому, что вначале язык во рту у покойницы надо поправить. Гляди, как это делают, может, еще пригодится в жизни!
«Говорят о смерти, а думают о жизни», – с неприязнью отметил Глеб.
– Готово! Теперь привязывай. Свечи в гроб положила, а ты их пересчитывала? Нет?! Давай сейчас считай. Одна, две, три, пять, шесть… Шесть? Всего шесть? А где седьмая свечка? Ищи, смотри внимательней. Нигде нет? Теперь жди неприятностей. Кто-то украл свечу – колдовать надумал. Быть беде, спаси нас, Господи! Ладно, заканчиваем, веревки уложите в гроб. Хорошо, хоть их не украли. Засуньте их под ноги покойницы, чтобы в глаза не бросались. Все готово? Зовите мужиков, которые будут нести гроб. Как кто?! Копачи будут нести!
– Из хаты обязаны родственники и близкие вынести на рушниках, а во дворе уже передать копачам! – заявила одна из женщин – у распорядительницы появилась оппонентка с не менее звучным голосом.
– Нет, копачи сразу несут гроб из хаты! – стояла на своем распорядительница.
– Это у вас так принято, а в нашем селе по обычаю родичи обязаны нести! Вы пришлая, из Антоновки, а у нас так заведено!
Глеб, совершенно одуревший, взялся за край полотенца, продетого под днище гроба, и помог вынести его во двор. Тут только он заметил, что выносили они гроб не через узкую входную дверь, а через специально открытую очень широкую дверь, так что им ничего не мешало. До этого скрытая ковром, висевшим на стене, эта дверь ждала своего часа десятилетиями. Ему представилась картина, как жизнерадостные рабочие строят этот дом, а рядом ходят не менее жизнерадостные здоровяк хозяин, его жена-красавица и стеснительная малолетняя дочурка, прячущаяся за юбку матери. Значит, уже когда строили, учитывали, что жизнь человеческая недолговечна и потребуется этот широкий проход, чтобы в свое время вынести вперед ногами хозяина, его красавицу жену, их дочь. Memento mori. Помни о смерти, говорили древние римляне и не забывали о ней даже за пиршественным столом, так как в те времена он мог в одну минуту превратиться в поминальный. Или взять, к примеру, мрачный культ Озириса у древних египтян… Но похоронная процессия уже выстроилась, и Глеб вернулся мыслями к настоящему.
Похоронная процессия вытянулась в длинную разноцветную змею-кобру, голова которой была украшена двумя голубыми хоругвями. Капюшон этой кобры образовывали восемь человек – они несли на специальных носилках гроб, утопающий
