каждый уголок, каждый камень, каждую нишу. Искали потайные двери и секреты, что еще мог хранить замок. И часто, надо признать, небезуспешно.
Но, даже открыв многие из тайн, Марен чувствовал, что Мелестан ревностно хранит куда больше – крепость не стремилась раскрывать их кому ни попадя. Не зря же ходило множество слухов, что они, Перворожденные, не ее настоящие хозяева, хоть и распоряжаются, как таковые.
Марен быстро догадался, куда ведет король, но все еще не мог понять для чего.
Галерея открылась темным провалом. Длинное неширокое помещение окутывал мрак. Но Марен прекрасно различал скамьи в центре, расставленные спинками друг к другу, и обращенные к стенам, и каменные, сейчас потушенные, очаги, разделяющие ряды.
Стальные пластины украшали арочные ниши вдоль обеих стен и несли на себе имена предков Дома Летар, их годы жизни и правления. Некоторых правителей и вовсе помнили только эти таблички родового святилища Теар де Тин [досл. «святилище рода»].
Рядом с каждой пластиной висело оружие: чаще меч, но встречалось и более древнее – секиры. И ни одно не походило на другое… Оружие короля не переходило наследнику, оно ковалось только для своего хозяина. Баланс точно учитывал физические особенности и техники боя владельца. И каждое Марен знал поименно.
Юный принц не раз приходил сюда. Рассматривал клинки и искусно выведенные эфесы, украшенные самым причудливым образом. Иногда брал в руки, примеряясь к балансу и длине, взмахивал, прислушиваясь к пению стали и стонам рассекаемого воздуха. И насколько неповторимыми выглядели мечи, настолько сильно отличались их «песни». Но независимо от различий, все они действовали на принца одинаково успокаивающе.
Но основной целью визита являлось не оружие.
В глубине зала находилось кое-что более важное для Марена. На стене, рядом с портретом короля Дарса и королевы Аделы, висел портрет родителей. Два единственных портрета присутствующие здесь. Возможно, первые – а то и единственные! – портреты Перворожденных во всем Ардегралетте. Перворожденным, как правило, не присуще самолюбование, и правителей на холсте не изображали – в вечно воюющем Сером Мире единственным искусством всегда почиталось владение мечом.
Но именно холст с изображением отца и матери, которых принц никогда не знал, представлял наибольшую ценность, среди всего хранившегося здесь. Именно он заставлял возвращаться снова и снова.
Юноша приходил и никогда не зажигал огня. В окутывающей тьме он всегда чувствовал себя умиротворенным. Ничто не отвлекало и не мешало. Он словно сливался с темнотой, освобождался от оков тела, становясь частью чего-то большего… А с холста смотрели: отец и мама… И мало кто мог понять, каково это – потерять тех, кого никогда не знал…
Король остановился у полотен и молча запалил ближайший очаг. Свет разлился по галерее, выхватив из мрака угольный камень стен;
